Наталья Никольская - Последняя жертва

Неспешной размеренной походкой Валентиныч вышел из конторы и направился к бежевой «шестерке», сидя за рулем которой, Толкушкин изнемогал от жары.

— Ничего себе прогулочка — сорок градусов в тени! — воскликнул он, когда Валентиныч занял свое место на переднем сиденье и набросил ремень.

— Зато Болдырев доволен — не будет мерзнуть теперь! — в своей обычной иронической манере ответил Ганке.

— Может, искупаемся? Там же Волга…

— Тебе, Толкушкин, за что платят и платят очень неплохо, за то, чтоб ты пляжничал? — Ганке надел солнцезащитные очки.

«Шестерка» выехала на соседнюю улицу. Тротуары были залиты солнечным светом. Пробегая по стеклам витрин, он снопами ослепительных искр обрушивался на крыши авто, зажигая новые галактики вихрящихся бликов.

— Очки надень, — посоветовал Толкушкину Ганке, — а то врежешься куда-нибудь, костей не соберем!

В конторе Вершинину поджидал Мещеряков, которому явно нечем было заняться. Войдя в кабинет, она обнаружила его сидящим в ее кресле. Он беспокойно крутился туда-сюда.

— Где это ты, Валентина, все пропадаешь? — с ноткой раздражения спросил он, — у нас тут выгодный заказчик нарисовался, а тебя — ищи-свищи!

— Знаешь, Миша, какой мой самый большой недостаток? — отнюдь не добродушно усмехнулась Валандра.

— Какой? — Мещеряков как-то бессмысленно заморгал своими маленькими глазками.

— Неспособность быть одновременно в двух разных местах, — усмешка не сходила с ее лица.

— Скажешь тоже! — взорвался Мещеряков, — умная стала? Только из меня дурака делать не надо! Понятно? Между прочим, проработку заказа я поручил твоему Мамедову.

— Он же еще окончательно не выздоровел… — удивилась Валандра.

— Пришел на работу — значит, выздоровел! — отчеканил Михаил Анатольевич, — заказ-то действительно важный!

— Ну говори, Миша, не томи, — Вершинина села в кресло у журнального столика.

Мещеряков выдержал эффектную паузу, небрежным жестом поправил штанину и, артикулируя каждый слог, медленно произнес:

— Банк, Валентина, и какой ты думаешь? — «Волга-кредит», — Мещеряков горделиво приподнял подбородок.

— Ну-у! — симулируя радостное изумление, воскликнула Валандра.

— Вот тебе и ну! Не знаю, куда деньги девать будем, — пошутил Мещеряков, картинно потирая руки.

Хотя он и стремился этим жестом спародировать алчность, служившую мишенью для порой резких и язвительных упреков и насмешек Вершининой, она как никто другой знала, что эта самая алчность является одной из составных частей его натуры.

— Прекрасно, Миша, прекрасно, только я вот не пойму, почему ты всю работу по оформлению заказов повесил на моих сотрудников? У тебя что, персонала не хватает?

— Ну что мы, Валентина, рядиться будем? — пренебрежительно хмыкнул Мещеряков, — денежки-то никому карман не трут. И потом, твои ребята, надо отдать им должное, особенно этот Мамедов, неплохо в этом направлении работают.

— Мы и расследования проводим неплохо, — твердо произнесла Валандра. — Ты, Миша, частенько забываешь, что этими ребятами руководит та, за которой ты ведешь неусыпную слежку, вплоть до того, в котором часу она приходит на работу, а в котором уходит. К тому же, принялся меня еще и среди дня караулить! А я ведь, Миша, делом Трауберг занимаюсь, на месте, как ты видишь, не сижу.

— Ой, ладно, ладно, — как всегда отмахнулся Мещеряков.

— А с этого расследования и ты, и весь «Кайзер» кое-что поимеет… — Валандра хитро сощурила глаза. Она затронула слабую струну своего шефа, охарактеризовав которого как «жадноватого», она погрешила бы против истины. Он был не то чтобы прижимистым, расчетливым и бережливым, он был именно алчным, ибо в обычное скопидомство и скупердяйство вкладывал экспансивную страсть и экспрессивную энергию завоевателя и первопроходца, истекающего слюной при виде новых земель и сокровищ.

— Ну и как же проходит расследование, на «барыши» от которого ты думаешь переоснастить весь «Кайзер»? — язвительно пошутил он.

— Отлично. — оптимистично отчеканила Вершинина, прикуривая от «дракоши». Теперь она стояла около своего стола и думала, когда же Мещеряков уберет с ее кресла свои тучные ягодицы.

— Ободряюще, но излишне лаконично, — охарактеризовал Михаил Анатольевич ответ Валандры.

— К понедельнику, думаю, многое прояснится… Нам удалось расшифровать надпись внутри яблока… Ты же знаешь, этот маньяк оставляет на телах своих жертв определенный рисунок…

— А делает он это ножом… — заметил Мещеряков.

— Я вижу, ты в курсе, — сухо констатировала Вершинина, — преступник, по всей видимости, идентифицирует себя с апостолом Павлом.

— А тот чем занимался? — насмешливо спросил Михаил Анатольевич.

— Проповедовал слово Божье в синагогах по субботам (все убийства совершены в субботу), скитался по Греции и Македонии, преследуя ту же цель, один раз ослепил волхва… Тебе ведь известно, что этот маньяк выкалывает своим жертвам глаза?

— Известно, — Мещеряков брезгливо выпятил губы, — что еще?

— Сейчас я бьюсь над расшифровкой смысла этого самого яблока…

— И что, думаешь, оно означает?

— Мне кажется, имя собственное… — задумчиво сказала Вершинина.

— Когда кажется, креститься надо, — хихикнул Михаил Анатольевич, — подозреваемые есть?

— Есть.

— Уж не тот ли, с которым ты вчера в кафе отношения выясняла? — Мещеряков посмотрел на Вершинину с хитрой провоцирующей усмешкой.

Удивительно, но факт: что бы ни происходило в личной жизни Вершининой, Мещеряков знал об этом все или почти все. Как бы подтверждая это замечание, которое сотни раз вызывало у Валандры недоумение и раздражение, Михаил Анатольевич, видя, что «поймал» ее, проницательно добавил:

— Как же теперь разбираться с тем верзилой на «ауди» будешь?

— Ни деликатности у тебя, Миша, ни такта! — возмутилась Вершинина, — ты что, частного детектива нанял, чтобы за мной следить?

— Зря, Валюха, обижаешься, я же тебе не чужой и за тебя переживаю, — при очередном вращательном движении кресло под Мещеряковым издало пронзительный скрип, — ну что ты как белка в колесе — туда-сюда?

Валандра действительно нервно прохаживалась по кабинету.

«Этак он все мое кресло разворотит, шпион чертов!» — негодующе подумала она.

— Или уже разобралась с детиной своим? Я-то ведь не слепой, видел, как Мамедов твой контуженный с ним чуть не подрался… — на губах Михаила Анатольевича играла кисло-сладкая улыбочка.

— Так мы о деле будем говорить или о моих личных проблемах? Вообще-то, Миша, я бы хотела тебя попросить об одной вещи…

— Какой же это вещи?

— Дай мне время до понедельника, не капай на мозги! — сказала в сердцах Валандра.