Оксана Обухова - Пристрелите загнанную лошадь

— Твоему ларьку? — уточнил сразу Туполев.

— Нет. Да. То есть, я там торгую.

— Ты? Торгуешь в ларьке?

Хозяин упорно ловил гостью на вранье. Я опустила глаза на рыжую бобровую шубку за штуку баксов, на сапожки, торчащие из-под штанин костюма из бутика, и громко сглотнула. Неувязочка получилась. За то, что сейчас на мне надето, можно купить все просроченное пиво тушкоевского ларька, все конфеты и жвачки. Как минимум я выглядела на валютную этуаль.

— Я это… разведенка. Богатая.

— Ты давно знакома с Кириллом? — с очень, очень странной интонацией поинтересовался Туполев.

Эх, дура ты Сонька и пробы на тебе нет. Вырядилась. Намазалась. Сиди теперь тут, крутись и оправдывай богатство.

Хмель придал мне невероятно наглой храбрости (военные сто грамм, не иначе) и я пустилась во все тяжкие. Окиян, мне по колено.

— Слушай, Назар, не знаю, как тебя по батюшке, — ватным языком начала наступление, — мне ваши семейные разборки по-барабану…

— Заткнись, — спокойно произнес Туполев, и я моментально выполнила приказание. Откинулась на потеплевшую спинку дивана и заткнулась, кутаясь в меха.

Туполев разглядывал меня с брезгливым высокомерием как таракана — вроде бы тапок искал и собирался прихлопнуть.

— Ну, — процедил он.

— Чего «ну»? — окрысилась я.

— Говорить будешь?

— Буду. Только ты мне не веришь.

— Говори, там видно будет.

— Кирилл спрятался за мой ларек, и я открыла ему дверь.

— Почему? Вы были знакомы?

— Нет, — я пожала плечами. — Жалко стало. Гоняются за парнем две гориллы — Борисов с шофером, — я и пожалела. Впустила.

— И он сразу тебе все рассказал? — скривился Назар.

— Ну, почему же сразу, — в тон ввернула я. — Сначала водки выпил и признался, что вроде бы, грохнул жену.

— Но не грохнул?

— А сам как думаешь? — ядовито поинтересовалась я. От выпитого виски я окончательно охамела. Согрелась и головная боль куда-то улетучилась. — Он когда кровь увидел, Борисова услышал, совсем от ужаса чокнулся. Побежал и чуть под поезд не бросился.

— То есть? — перебил Назар.

— Он сказал, — со вздохом объяснила я, — что если бы я его не впустила, то он бы домчался до вокзала и бросился на рельсы. Как Анна Каренина, — почему-то добавила я.

— Ур-р-р-рою гада! — прорычал Туполев, вскочил с кресла, и я поняла, что сия незавидная участь ожидает Генриха Восьмого Борисова. — Они были в постели?

— Нет. Не успели. Но по все видимости, ситуация и так выглядела ясной.

— Да, — мрачно кивнул Назар, — Кирилл просто так не ударит. Говори дальше.

— Мы посидели у меня в палатке. Потом я ее закрыла… ой! Перед этим Кирилл дал мне свой сотовый телефон, и я по нему позвонила своему хозяину Тушкоеву. Сказала, что заболела и закрываю торговлю.

— Тушкоев кто?

— Никто. Ты слушать будешь?

— Говори.

— Мы пошли ко мне, но как я думаю, Кирилла вычислили именно по этому звонку Тушкоеву…

— Говори номер, — приказал магнат.

— Ну, уж дудки! — вскрикнула я. — Мой Душман тут совершенно ни при чем! Разбирайтесь сами, так сказать в узком семейном кругу…

— Ты мне надоела, — прошипел Туполев, и я съежилась от страха. Человек не в себе от горя, только что брата потерял, а тут какая-то наглая сопля в бобре…

— Простите меня, пожалуйста, — проблеяла я. — Мне действительно, очень, очень жаль Кирилла. Он такой… такой… чудесный был, — и всхлипнула, — что я чуть не влюбилась.

Признание подействовало благотворно. Назар внимательно посмотрел на меня и, о чем-то догадавшись, спросил:

— Когда в последний раз ты ела?

— Не помню. Кажется вчера вместе с Кириллом.

Наконец-то мы взяли верный тон. Хозяин понял, что вся наглость гостьи проистекает из единственной причины — стакана виски на пустой желудок. И еще страха.

— Ей, — крикнул Туполев, — кто там есть!

Двери тут же разъехались, и в проеме нарисовалась широкая круглая репка с большими ушами.

— Денис, — сказал репке Туполев, — там перекусить что-нибудь есть?

— Есть.

— Тащи. Ей. Мне коктейль.

— Какой?

Туполев задумался и решил:

— Белково-протеиновый.

Не исключено, что обеденный перерыв потребовался Туполеву не меньше, чем мне. Если судить по первым вопросам, прозвучавшим в этой комнате, Назар не предполагал, что убийство брата может быть связано с адюльтером. Он думал о Самоеде, о снайперской винтовке, а оказалось… то, что оказалось. Обманутый муж не вовремя вернулся домой, и закрутилась смертельная карусель. Скорее всего, Туполев сидел и думал, насколько выгодна смерть брата его вдове. Мрачные, пугающие мысли наложили отпечаток на его лицо, я смотрела на стиснутые, напряженные скулы и предполагала, как долго осталось жить Генриху Восьмому, а возможно и Белле. Многочисленная охрана магната голыми руками передушит всех хитрецов и головорезов из свиты Борисова. На сколько я смогла вспомнить из преисполненных раболепства рассказов бывшего мужа, ни одна живая душа ни пикнет, когда начнется царская охота.

Неужели Борисов настолько глуп, чтобы тронуть младшего брата всесильного Назара?! Или он нашел поддержку у кого-то из сильных противников Туполева и действует заодно? Но зачем, зачем, он первым начал резню, да еще сразу с Кирилла?!

Не понятно.

До встречи с Назаром я об этом не думала. Я представить не могла, что существуют люди, от одного присутствия которых прерывается дыхание и сердце сбивается с ритма. Борисов полный идиот, если надеется на пощаду. Такие как Назар, пленных не берут. Пытаться договориться с разъяренным медведем в его же берлоге, может только очень бестолковый человек. Например Софья Иванова, по скудоумию и скудомыслию может нарисовать воображаемый портрет добрячка олигарха с неограниченными возможностями и мягкой, подушечной душой.

Но господин Борисов-Генрих-Восьмой?! Всеми лапами в медвежью берлогу?! Может быть, он мазохист и ищет трудной смерти?

Невероятно.

Или Назар Туполев настолько опасный и мстительный человек, что не имеет значения, как сильно ты наступил ему на хвост — с женой брата переспал или вообще его убил, — при любом раскладе наказание последует стремительное и жестокое? То есть все глупости прелюбодей Борисов натворил со страха?

Интересно, сам Назар Туполев знает, какое действие он оказывает на людей? У меня в школе был преподаватель алгебры — Кин-Конг и Фреди Крюгер в одном лице, звали лицо Петр Палыч. Так вот, спустя пять лет, я увидела Палыча на встрече выпускников, пьяненького, добродушно-слезливого и невероятно гордого некоторыми выпускниками.

— Пал Палыч, а мы вас так бояли-и-ись, — пропищал кто-то из недавно оперившихся.

— Да ну, — удивился учитель. — Я что, кого-нибудь обидел?

— Нет.

— Тогда почему? — математик искренне не понимал, почему при его приближении школьники замолкали и вытягивались в струнку.