Кэтрин Кимброу - Дом на семи ветрах

— Ладно, в конце концов, это не так уж важно, — сказала я.

Весело рассмеявшись, Зенит взяла меня за руку и повела показывать первый этаж.

Главная гостиная располагалась прямо напротив столовой. Она оказалась огромной, с гигантским камином и богатой мебелью. Комната была выдержана в викторианском стиле, и Зенит объяснила, что бабушка велела заново ее отделать, когда мой отец и дядя Алекс были еще мальчиками.

За гостиной располагался кабинет дедушки. Стены его были обиты деревянными панелями, а на окнах висели тяжелые шторы из золотистой парчи. На стене висел портрет. Дед оказался симпатичным человеком, и я обнаружила, что мой отец очень похож на него. В кабинете держался стойкий запах дерева и табака; это было единственное место, где бабушка позволяла ему курить, и он, очевидно, проводил здесь большую часть времени. Кабинет дяди Алекса был наверху.

Из кабинета можно было попасть на террасу, огромную, как теннисный корт. С восточной и западной сторон ее были посажены два ряда стройных кипарисов, служащих защитой от ветра. Параллельно рядам деревьев стояли несколько статуй, изображающих греческих богов. Зенит сказала, что Алекс установил их здесь после бабушкиной смерти.

Восточное крыло дома отводилось под кладовые и квартиры для слуг, хотя сейчас там жил только Брендон Трэнт, поскольку Стелла Комсток, которая в сущности являлась простой уборщицей, жила в деревне. Очевидно, у нее были на то свои причины.

Вернувшись обратно в центральный холл, мы собрались было подняться наверх, как появился Брендон Трэнт с известием, что Зенит зовут к телефону.

Она извинилась и ушла, но Брендон остался и, приветливо улыбнувшись, выразил надежду, что мне здесь понравилось. Потом, словно спохватившись, он взбежал по лестнице и скрылся из виду.

Обойдя большой холл, я полюбовалась его богатым убранством, в особенности гигантской центральной люстрой. Когда стало ясно, что Зенит не собирается возвращаться, мне пришло в голову побродить по усадьбе и оглядеться вокруг. Особенно меня интересовал павильон, и, желая осмотреть его повнимательнее, я направилась туда.

Солнце уже начало пригревать сквозь туман, и стало тепло, если не считать порывов холодного ветра с моря, но я предусмотрительно надела довольно теплый свитер, так что замерзнуть не боялась.

На пути к павильону мне повстречался садовник, вскапывающий и удобряющий круглую клумбу с кустами роз. Листья на кустах еще не опали, но для цветов было уже поздно.

— Здравствуйте, — сказала я, но он никак не прореагировал на мое приветствие.

Чуть позже, заметив мое присутствие, он встрепенулся. Длинное лицо садовника с впалыми щеками и выдающимся вперед острым подбородком выглядело обветренным и загорелым от постоянного пребывания на свежем воздухе. У него были серые глаза и большие, огрубевшие от работы руки. В зубах садовник держал незажженную курительную трубку, и, вынув ее, он попытался улыбнуться.

— Как поживаете? — спросила я.

Садовник потер руками лицо, и я заметила, что нос у него слегка искривлен, как будто некогда был сломан.

— Отличный денек, не правда ли? Вы ведь мисс Блейк? — спросил он.

Я ответила утвердительно.

— Я не могу вас слышать. — Голос садовника звучал необычно громко и хрипло. — Не слышу, совсем ничего не слышу.

Я кивнула.

— Я так и думал. В вас заметно фамильное сходство. Значит, вы дочь Ларри. Я знаю Блейков уже много лет, — продолжил он. — Ларри и я были когда-то хорошими друзьями. Жаль, что он уехал в Америку… Если бы только не та ужасная ссора…

— Какая ссора? — поинтересовалась я, но садовник меня не услышал.

— Сейчас самое время обрезать розы, — авторитетно заявил он. — Алекс любил розы. Это были его любимые цветы. А вы любите розы?

Я опять кивнула.

— Как-нибудь вы должны посмотреть оранжерею и теплицу. Меня зовут Улисс Грегстон, если хотите знать. Не слышу ни звука, так что, если вам придет в голову со мной пообщаться, придется только слушать. — Заразительно рассмеявшись, Улисс вернулся к своим удобрениям. — Моя жена кухарка.

Я понаблюдала за ним несколько минут. Хотелось бы кое-что у него спросить, но ясно было, что это бесполезно. Наконец я двинулась мимо дуба к павильону.

Среди почти закрывающих поверхность пруда зеленых листьев под теплыми лучами солнца раскрылись две лилии. Можно было видеть плавающих в воде рыб; наверное, этим утром мистер Грегстон кормил их. Обойдя павильон вокруг, я представила себе, как здесь чудесно летом.

О скалы с мерным громким шумом разбивались волны. Подойдя к краю обрыва, я заглянула вниз. Почти отвесный тридцатиметровый обрыв спускался едва ли не к самой кромке воды, оставляя лишь узкую песчаную полосу, вероятно служившую в хорошую летнюю погоду обитателям Гнезда Ворона прекрасным пляжем.

Дул сильный ветер, развевавший мою одежду и волосы и едва не сбивавший меня с ног. Теперь я понимала, почему особняк назвали Домом на семи ветрах.

Накатывающиеся на берег волны кружились и разбивались о скалы и откатывались, оставляя за собой большие шапки пены. Я была просто загипнотизирована этим зрелищем.

Внезапно грохочущий рев прибоя показался мне похожим на человеческий смех, а точнее, на тот хохот, который я слышала сегодня ночью.

Охваченная мистическим ужасом, я обернулась, чтобы посмотреть, не смеется ли это мистер Грегстон, и обнаружила, что он уже ушел.

Чем дольше я стояла, наблюдая за яростью прибоя, тем громче становился смех. Ветер дул с прежней силой, и мне начало казаться, что с каждой приближающейся к берегу волной уровень моря поднимается все выше и выше. Чтобы не видеть этого, я прикрыла глаза рукой, но какая-то непреодолимая сила заставила меня как зачарованную смотреть вниз.

Смех утих. Раздался крик чайки, потом второй. Внезапно в воздух поднялось сразу множество птиц, как будто их принесла с собой очередная волна. Сделав несколько кругов, они уселись на скалу. Потеряв счет времени, я следила за их полетом как загипнотизированная. Неожиданно в какой-то момент, внезапно обнаружив, что стою на самом краю обрыва, я пошатнулась и потеряла равновесие, словно кто-то меня толкнул, но успела отступить на шаг, закинув руки вверх. Чувствуя, что ноги подгибаются, я начала падать назад и вдруг, к своему ужасу, почувствовала на своих плечах две крепкие руки.

— Нет! — закричала я, уверенная в том, что сейчас меня столкнут с обрыва.

Но держащие меня руки были сильными, а их хватка — крепкой и уверенной. Меня осторожно оттаскивали назад, до тех пор пока плечи мои не уперлись в чью-то теплую грудь. Оглянувшись, я увидела улыбающееся симпатичное лицо Клайда Уолтерса.

— О, Клайд! — вырвалось у меня.