Марина Зосимкина - Обратный счет

— Так, — проговорила Груздева с растущим раздражением, — значит, дезодорант, по твоей логике, тоже не подойдет.

Катя пожала плечами.

— А что подойдет? — рявкнула на нее, потеряв терпение, Ирина.

— Давайте мы купим им по мультитулу, — тихо проговорила Катя. Некоторые девки заржали, а старуха Орлова-Березкина проскрипела:

— Ты думай, что говоришь. Стыд потеряла.

— Катюш, — весело спросила Киреева Надежда, — а что же это за хрень такая, побоюсь повторить?

Красная, как рак, Катерина, пояснила, что это такой карманный набор инструментов, наподобие складного перочинного ножичка, но кроме него там еще имеются пассатижи, отвертка, шильце, ножовочка и открывалка для бутылок.

Собрание одобрительно загомонило, и Ирина барственно произнесла:

— Открывалка для бутылок точно подойдет. Вот ты это и закупишь. А к этому твоему гм, мультихрену мы добавим еще по складной сумке-авоське, чтобы не забывали домой картошку покупать.

Надежда с Валерией появились в тот момент, когда это богатство покомплектно сортировалось и упаковывалось в яркую оберточную бумагу. Что ж, вид у подарков получался праздничный и вполне уважительный. Мужчины должны быть довольны.

Девчонки-сборщицы сидели вокруг стола и споро орудовали ножницами и степлерами, а Любка Филина их развлекала, возмущенно и страстно высказываясь в адрес отсутствующей здесь и теперь Орловой-Березкиной Нинели Тимофеевны.

Нинель Березкина была ветераном профессии и «старым кадром». В этих стенах она начала работать еще в те времена, когда никакого бизнес-центра не было и в помине, а был какой-то НИИ — то ли твердых сплавов, то ли точных приборов, и дослужилась она там до должности старшего лаборанта. Когда капиталист Лапин по-хозяйски вломился в здание, взяв в аренду сразу три этажа, ей хватило смекалки задать тогдашнему его кадровику вопрос, не найдется ли и для нее какой-нибудь работы. Работа нашлась. Обладая завидным здоровьем, несмотря на почтенный возраст, она ловко управлялась сразу с двумя камерами вакуумной откачки.

Претензий к ней была масса, но не у начальника цеха Анатолия Шведова, а у рядовых сотрудников, вернее, сотрудниц. Березкина была параноидально обидчива, скандальна до истерики, подозрительна и злопамятна. Ей постоянно казалось, что ее чем-то обделяют, затевают козни у нее за спиной, а еще она требовала к себе Отношения. Но главное, она любила говорить правду и постоянно искала для этого возможности.

И тогда в глубине ее глазок, поблескивающих над складчатыми щечками, загорались веселые фонарики, голос делался звонким, и она принималась мучить. Могла, например, загнать в угол недавно разведенную Зину Шурыгину, которая развод переносила тяжело и болезненно, и сказать, что коли ее бросил муж, то значит, сама, шалава, и виновата. Могла прицепиться к сорокадвухлетней Алене Пономаревой и громко провозгласить, что та одевается, как старая шлюха, поскольку носит коротенькие, выше пупа, маечки и надевает стринги под светлую, тонкого трикотажа, юбку. Могла загородить дорогу беременной Машке Усовой, матери двойняшек, и спросить, как к ее новой беременности относится муж и не пойдет ли он теперь шляться по бабам.

Непонятно, почему завелась именно Любка Филина. К Любке у Нинели претензий отродясь не было, как, впрочем, и к Надежде Михайловне. Возможно, взыграло в Любке ее чувство стихийной справедливости, а может, просто вдохновение нашло, но ораторствовала она с жаром. Девчонки вставляли реплики, соглашаясь, поддакивали, пока сидящая тут же Сидякина Наташка, их технолог, не произнесла с примирительным смешком:

— Ой, да не обращайте вы на Нинель внимания, девочки. К старости все меняются. Сами такими станем. Еще неизвестно, может, мы с вами еще и похуже Березкиной будем.

— А вот не надо! — взорвалась Любка. — Не надо вот гонива этого! Сами такими станем!.. — передразнила она Наташку. — Может, ты и станешь, по себе не суди. Вон, Алевтина наша, уборщица, нормальная же старуха. Или Елена Трофимовна. Та вообще бухгалтер, однако никаких гадостей никому не делает. Со мной по соседству две бабки древние живут, сестры родные. Разница два года. Так вот, младшая всех своих изводит истериками, все ей не то, и все ее не уважают, и все ей смерти желают. А старшая с пенсионерских копеек внуку ежемесячно по три тысячи денег откладывает, чтобы он кредит за машину выплатил скорее, и никогда не упрекнет, что он давно ей не звонил. Они, кстати, не очень ладят между собой, бабки эти. А старшая как-то мамке моей пожаловалась, что ее сестрица с малых лет отвратительный характер имела, понятно? Короче, старая сволочь из ниоткуда не берется, она сначала бывает сволочью молодой.

— Люб, не пузырись, — осадила ее Груздева Ирина, — с возрастом женщины действительно меняются, это факт. Естественно, когда здоровья до фига и морда гладкая, ты всем улыбаешься, а как начнет припекать климакс, так и света белого не взвидишь. Тогда все наглыми тебе покажутся. Так что, подруга, тебя это тоже впереди ждет, не сомневайся. Тогда и посмотрим, человеком ты останешься или тоже в сволочь обернешься.

— А ты-то откуда про все знаешь? Климакс приспел? — ядовито поинтересовалась уязвленная Любка.

— Причем тут это? Я сейчас за своей мамой наблюдать могу, трудно ей девочки, ох как ей трудно на нас не срываться. Нам тоже, кстати, нелегко с ней стало, но мы терпим.

— Да чего ты Березкину эту защищаешь?! — искренне возмутилась Филина. — Нашла кого защищать! Она сначала гадость сделает, а потом несчастную морду строит, пенсионерка хренова. Раз пришла работать в коллектив, то веди себя прилично! На работе все равны. Какая мне, фиг, разница, что там у тебя за проблемы?..

Надежда Михайловна в течение всего этого разговора ощущала себя весьма некомфортно. Ее климакс тоже пока не приспел, но ведь на подходе. Противные девчонки. Неделикатные и бессердечные. Но тут же решила, что оттого они не деликатничают, что к Надежде их треп не имеет никакого отношения, поскольку они считают ее почти сверстницей, а значит, пусть себе болтают, что хотят.

Но тут внимание аудитории неожиданно переметнулось в ее сторону. Она даже вздрогнула от вопроса, который игривым тоном задала ей неугомонная Любка, которой, видимо, надоело бодаться с Груздевой:

— А что это у вас, Надежда Михайловна, цвет волос поменялся? Экспериментируете? Или влюбились в кого?

«Видела бы ты цвет моих волос в субботу, девочка», — ядовито подумала Надежда, а сама рассмеялась:

— Влюбилась?! Нет, конечно! Не влюбляюсь никогда, и тебе не советую. Пусть лучше нас любят. А то влюбишься, и начнет он тобой крутить и вертеть, как захочет.

Тут очень кстати позвонили с проходной и сказали, что прибыли закуски. Все забегали, разыскивая Шведова, чтобы тот подписал для экспедитора пропуск или снарядил кого-нибудь из наладчиков тащить снедь. Надежда перевела дух. И что пристали?