Сергей Зверев - Война уже началась

Визитер с удивленными глазами возник в проеме.

– Динка, ты чего семафоришь?

В голову мою ударило мощным разрядом.

– Идиот!! – закричала я, швырнула в вошедшего баллончиком и в изнеможении упала на тахту…

Пока я, скрипя зубами, приходила в себя, Ветров заварил на кухне кофе, ехидно похихикивая, притащил поднос с двумя чашечками и устроился рядышком.

– Меня неприятно удивляет твой цветущий вид, – дерзко заметила я.

Ветров продолжал хихикать.

– Сволочь, – со знанием дела продолжила я, принимая в руки дымящийся напиток.

– Давай без эпитетов. Что-то ты сегодня нервная, – оскалился Ветров, пожирая меня глазами с той же цепкостью и напором, с каковыми получасом ранее пожирал Сизиков.

Влипла, очкастая, чертыхнулась про себя я. Ну что им всем надо? От бедной, никому не нужной писательницы?

– И волосы твои… Не пойму я, какого они цвета, – вслух задумался Ветров, критично созерцая мою не так давно перекрашенную в пепел челку.

– Седые… – прохрипела я, возвращая чашку на поднос. – Ветров, откуда у тебя ключи?

Он промолчал. Но улыбнулся загадочной улыбочкой сфинкса и с интересом стал разглядывать то место, где мой экономный в плане расхода ткани халатик плавно перетекал в ноги. Последние были ничем не выдающимися, но, видимо, чем-то его заинтриговали. Решительно фыркнув, я накинула на колени плед. Ветров отвел глаза.

– Надеюсь, ты пришел не рассуждать об эксгумации старых чувств? – ядовито предположила я. – Учти, Ветров, у меня давно прошла к тебе всякая там любовь, так что не надо ворошить старые одеяла. И забудь про свое обаяние – я умею драться. А теперь гони ключи.

И высокомерно протянула ладошку. Он, как ни странно, не заворчал, а с готовностью оторвал от дивана задний карман и извлек из него два ключика, подозрительно похожих на мои. Я приблизила их к глазам. Еще как похожи. Слепочки снимаем, товарищ гэбист. Я подняла суровый взгляд. Ветров глупо улыбался, распространяя вокруг себя амбре дорогого «Кашареля». Когда-то я им восхищалась. Теперь меня трясло от него, как припадочную.

Судя по охотке, с которой Ветров расстался с ключами, у него дома имелась парочка дубликатов.

– А теперь выкладывай, зачем пришел, Ветров.

Ветров заговорил не сразу. В качестве прелюдии он вдумчиво обозрел мои волдыристые обои, пылеглот в углу, бурое пятно на потолке – горькую память о прошлогоднем потопе, подмигивающий видеодисплей и уж в завершение, дабы не выглядеть полным идиотом, вымолвил:

– У меня к тебе три дела. Три желанья.

– Нету рыбки золотой, – аукнулась я.

– Спрячь бивни. Во-первых, мне нужно забрать кое-какие вещи, которые не твои. Во-вторых, должен тебе доложить, что некоторое время не смогу выплачивать Антошкины алименты. Банк крякнул, я на мели. Возможно, вернусь в ФСБ, а возможно, нет – вопрос завис. Не психуй и не выражайся: месяца через три отдам все огулом. Перебьешься как-нибудь? Вот и умница… И третье, – Ветров приблизил ко мне свои красивые глаза и посмотрел прямо в душу. Зачесалась переносица. – Будь добра, объясни, но только честно: зачем в твою квартиру приходил Сизиков?

Некоторые считают, что любовь – скоропортящийся продукт, ее нельзя долго держать в тепле, а нужно почаще помещать в морозильную камеру или в какой-нибудь стылый вакуум. А если поблизости нет ни того, ни другого, то хотя бы периодически помешивать. Это их право. А мы (Дина Александровна) утверждаем обратное – только на тепличных почвах вырастает древо идиллического благоденствия и обоюдной любви. Проверено. За полтора года развода я действительно растеряла высокие чувства к Ветрову и была несказанно рада, что его нынешнее присутствие в подобающей упаковке меня практически не напрягает. Вот раньше – это да! Когда он объявил во всеуслышанье, что устал от моей невротичности, что такую судьбу он видел в изделии мастера Безенчука и вообще пришвартовался к другой – пусть пустышке, но воспитанной и предсказуемой, – я пережила полный распад личности. Когда отчаянным усилием воли я сложилась обратно, то обнаружила себя с Антошкой в новой квартире типовой девятиэтажки у вокзала – трижды суженной, но тоже на шестом этаже. Как потом выяснилось, это была квартира новой цыпы моего нравственного урода. А сам урод продолжал жить на старых площадях, в старом качестве, но в новом окружении. Комбинация, конечно, изящная, но, хоть убей, не пойму, какую выгоду он на ней поимел, кроме еще одной эпиталамы в свою честь. При «случайной» встрече с его юной пассией я обнаружила, что у этой отроковицы ничего нет, кроме глаз. При второй «случайной» встрече я обнаружила, что у нее нет даже глаз, поскольку коровьи гляделки навыкат – это не глаза. При третьей встрече я со злорадством отметила, что моя победительница страдает преждевременным отложением солей, имеет в голове три с половиной слова и решительно не ведает, чем лизинг отличается от минета, травести от трансвестита, а Юпитер с Юноной от «Юноны» и «Авось». На чем и успокоилась, убедив себя, что нет худа без добра, а ренегату отрыгнется. Даже пожелала ему успехов во всем и в сексе отдельно. А тем временем неплохая иномарка Ветрова отрадным образом трансформировалась в горку наличных, осевшую в моем кошельке, и смешную машинку «Оку», на которой он стал ездить (впоследствии жаловался, что, когда садится за руль этого «кабриолет-коктейля», у него возникает забавное ощущение езды на велосипеде). Он ушел из ФСБ и подрядился руководить службой безопасности коммерческого банка «Спарта», имеющего тесные связи с руководством города, а следовательно, опять же с ФСБ. Отсюда я и поняла, зачем ему пудреница на колесах. Для дураков – вот зачем. Чем он занимается в своих клоаках, я никогда не интересовалась. Он приходил два раза в месяц, справлялся о творческих достижениях, метал пироги, возился с Антошкой и, довольный собой, отчаливал, полностью уверенный, что такого папашку, как он, поискать надо. А мне, собственно, его визиты были по барабану. Влияния на Антошку он не имел, нервной дрожи во мне не генерировал – так что я взирала на него сквозь пальцы. В последний раз он появился двадцатого мая – в аккурат за день до «командировки» Антошки в Асино. Сидел молчаливо, казался каким-то усталым, задерганным. Отказался от пирогов. Думаете, я стала спрашивать, что случилось?..

– Динка, не молчи. Зачем приходил Сизиков? – настойчиво повторил Ветров.

Они охладели друг к другу задолго до нашего развода. Отношения поддерживали строго деловые, а в суть их дел я никогда не посвящалась. Но не раз в моем присутствии Ветров проходился по Сизикову живописными оборотами, кровожадно молотя кулаком по ладошке и поглядывая на дверь. Может быть, он забывал, что перед ним всего лишь я? Или намеренно?