Алексей Макеев - Монастырская братва

– Тебя как звать? – спросил Илья и снова прислушался. А вот сейчас точно не глюки – по насыпи идут люди, несколько человек, неуверенно идут, слышатся голоса и шорох гравия под ногами.

– Леха, – представился грабитель, но Илья оборвал его:

– Валим! – Он приподнялся и снова прикусил губу, чтобы не орать от боли, – это менты, сейчас нас обоих повяжут. Я тебе помог, а ты мне помоги. – Не дожидаясь ответа, он ухватил мародера за плечо и кое-как поднялся на ноги, подхватил рюкзак, бросил в него пистолет.

– Менты? – Подгонять Леху не пришлось. Ясное дело, он давно бы уже смылся куда подальше, бросив невесть как оказавшегося рядом с трупом доброго человека, но Илья такой возможности мародеру не давал. В обнимку поковыляли прочь по тухлой тропинке, вылезли наверх и остановились, предусмотрительно отойдя подальше от ближайшего источника света – фонаря над крыльцом закрытого магазина.

– Ты куда, Леха, топал? Уж не на вокзал ли? – Илья снова попал в точку: если пойло в изобилии продавалось в непосредственной близости от мест обитания аборигенов, то за веществами надлежало ходить к местному очагу культуры – на вокзал. Несомненно, местные барыги скоро положение поправят, и вещества будут доставляться точно по адресу заказчика, но пока крюк Лехе и ему подобным приходится делать немалый.

– Что употребляешь? – Они снова медленно ковыляли к домам. Илья ловко прыгал на левой ноге, поджав правую, как раненый пес, подбитую лапу.

– Соль, – буркнул Леха. Судя по тону, он уже успел пожалеть о своей доброте и отзывчивости к чужой беде и начал соображать, что дело тут нечисто.

«Соль» – это хорошо, синтетический аналог кокаина дешев и легален, прекрасное средство очистки генофонда, доступен к употреблению внутрь всеми не противными природе способами, но Леха, судя по виду его локтевых сгибов, предпочитает внутривенно. И, видимо, недавно укололся, раз сразу погнал за новой дозой – качественный приход наступает быстро, но эффект держится недолго, а сразу «после того» становится страшно – не больно, а именно страшно. Так страшно, что хочется бежать куда-нибудь сломя голову, но если вовремя сделать еще укол, то страха не будет. Жизнь от укола до укола. Вот Леха и побежал, да пришлось вернуться, а время его, видимо, на исходе.

– Я тебе куплю. Вернее, денег дам, сам купишь, – пообещал Илья и уточнил, глядя на воспрявшего в эйфории наркомана: – Не знаешь, где тут без проблем заколоться можно? Квартира, комната, чтобы тихо было?

Риск огромный, но и ситуация та еще, чудом выскользнул, «комитетчик», как ни крути, помог, хоть и в дохлом виде. Кабы не его тело бездыханное, лежать бы сейчас Илье рядом с «загонщиком» не в лучшем виде. И черт ли, бог ли ему обдолбыша послал – разбираться некогда, спасибо вам, духи предков, с меня жертвенный костер, только подождать придется, сейчас не до вас.

– У Колобка можно, – прогнусавил Леха. – Он один живет, квартира ему после бабки осталась. Только ему тоже купить надо…

– Купишь, купишь! – Илья вцепился в Лехино плечо, тот покачнулся, но устоял. – Деньги на месте отдам, не волнуйся. Топай, чего встал?! – подогнал он, поджал ногу и запрыгал на отдохнувшей левой, опираясь, как на костыль, на плечо наркомана, к крайнему подъезду панельной девятиэтажки.

Лифт не работал, и, судя по состоянию дверей, давно. Створки перекосило, одну явно пытались выдрать, но не совладали и оставили в покое, основательно погнув и покорежив. Из шахты смачно сквозило тухлятиной и следами человеческой жизнедеятельности. Илью едва не вывернуло – пожалуй, в овраге дышалось полегче, и если тут с первого до последнего этажа так несет… Но гнилая вонь отвязалась уже на третьем этаже, из-за намертво заколоченных окон в подъезде было душно и жарко, Илья взмок, пока они едва ли не полчаса тащились, как и следовало ожидать, на последний этаж.

Подъем занял минут двадцать, как Илья ни торопился убраться подальше от оврага, быстрее не получилось. На малейшее резкое или неосторожное движение нога отзывалась уже не пронзительной, а тупой тяжелой болью, перед глазами мутнело, и без того темный подъезд превращался и вовсе уже в пещеру. Лехе тоже приходилось нелегко, он сопел и тяжело дышал. Нарика ощутимо мотало, и неизвестно, кто кого доволок до финиша. К заветной двери, обшитой изодранным дерматином, они подползли едва ли не на карачках. Кнопка звонка оказалась декорацией, Леха яростно заколотил в дверь, и долбил в нее кулаками до тех пор, пока створка не приоткрылась.

– Принес? – выдохнули из вонючей темноты. Запашком из квартиры потянуло таким, что Илья бы предпочел оказаться у раскуроченных дверей в лифтовую шахту. Но сдержался, дернул дверь на себя, да так и замер, стоя на одной ноге, разглядывая хозяина. Если проводить ассоциации со словом «колобок», то, по логике, на пороге должно было оказаться нечто круглое, лысое и непременно юркое и изворотливое, но здесь по чьему-то недомыслию система присвоения прозвищ дала сбой. Колобок в данном случае походил на останки рыбы-воблы, причем этими останками побрезговала бы и голодная кошка. Ростом Илье до плеча, голова похожа на огурец со впалыми боками, взгляд остановившийся, белки сплошь в красных прожилках, руки трясутся, теребят край длинной майки, суетливо лезут в карманы немыслимо грязных и драных треников, снова цепляют ободранный, бывший когда-то красным подол. На первый взгляд лет Колобку было двадцать пять, но дышал он, как загнанный жизнью древний старик, – тяжело, с хрипами, покашливал нехорошо и пару раз сплюнул через порог.

Илья без приглашения запрыгнул в квартиру, едва не задохнулся от вони и двинул по коридору, открывая все попавшиеся на пути двери. За каждой разгром и мерзость запустения, старая – несомненно бабкина – мебель покорежена от души, на полу груды тряпья вперемешку с мусором, под потолком на проводе висит одинокая лампочка, занавесок на окнах нет. Хотя, если подумать, зачем они нужны на последнем этаже, кому придет в голову смотреть в окно – если только с крыши свесится. В кухне, ванной и туалете та же картина: сантехника, ровесница хозяина берлоги, в муках доживает свой век, везде грязь и воняет так, что к горлу подступает тошнота.

Илья толкнул последнюю дверь, остановился на пороге, держась за стену. Это подойдет, выбирать все равно не из чего. Комнатенка крохотная, узкая и длинная, как пенал, заканчивается балконной дверью, открытой настежь по случаю теплого времени года. У одной стены продавленный диван, на котором, можно не сомневаться, бабка Колобка когда-то провела свою первую брачную ночь, напротив – полированный письменный стол из цельного дерева с одним-единственным уцелевшим ящиком, остальных давно и след простыл. Больше мебели в комнате не было, зато воняло не так сильно, как в остальной квартире, через открытую дверь с балкона тянуло сырой свежестью, и было слышно, как по перилам стучат капли дождя. Илья плюхнулся на диван, вытянул больную ногу, осторожно повернул ступню вправо-влево: болит, зараза, и ворочается еле-еле. «Только бы не перелом, с остальным я разберусь». Он положил рюкзак на колени, достал из внутреннего кармана пятисотку, кинул ее на подлокотник дивана. Леха и безразличный ко всему, кроме денег, Колобок рванули наперегонки. Хозяин жилья успел первым, сгреб купюру и бессмысленно пялился на Илью.