Надежда Максимова - Точный удар

– А ты употреблял?

– Да.

– Тогда ты знаешь ответ.

– Не знаю.

– Врешь. Любой наркотик, и слег в частности, – поучительно произнес живописец, воздев перед собой указующий перст, – дает иллюзию мгновенного и полного удовлетворения всех твоих потребностей. Принял, и ты уже ничего не хочешь. И платить не надо.

– Ну, платить все-таки приходится. Здоровьем, например. Жизнью.

– Ф-ф-ф, – скривил губы «голландский гений». – Всё, что дает наслаждение, либо аморально, либо незаконно, либо приводит к ожирению.

– А вы знаете статистику смертей от слега?

– Это не аргумент. Все смертны.

– С каким великолепным хладнокровием вы это произносите…

– А должен метаться и рвать на себе волосы?

– Хм-м, – я задумался в поисках решающего довода. – Речь, вообще-то, идет не о частностях. Если слег победит, и все в поисках наслаждения залягут в ванны, земная цивилизация прекратит существование. Причем не в каком-то отдаленном будущем, а уже через одно-два поколения. Потомки просто не родятся.

Мастер портрета пристально взглянул на меня. Хотя, возможно, его интерес относился к не словам, а был чисто художественным.

– И это не аргумент, – произнес он, слюнявя карандаш. – Закон природы таков, что всякая сущность возникает, растет, крепнет и расширяется до определенного предела. Далее ее ждет стагнация, загнивание и, в конце концов, гибель. Почему наша цивилизация должна стать исключением?

– То есть вы выбираете слег?

– Ха! В таком случае я не беседовал бы тут с тобой, а лежал бы в горячей воде и пускал пузыри счастья. Изо всех отверстий.

– Но тогда почему, – не удержался я, – почему…

– Почему не упал к тебе на грудь и не облил слезами восторга?

– Ну-у…

– Да понял я! – Рембрандт даже на минуту отложил карандаш. – Сразу понял, что ты, русский коммунист, решил спасти мир от наркотической пропасти и повести вперед к светлому прекрасному будущему.

– Не так пафосно, – пробормотал я, отводя взгляд.

– Не важно. Главное суть.

– И в чем суть?

– А в том, что согласно глубинной философии, все ответы сокрыты внутри вопрошающего. И потому я, пользуясь методом Сократа, пытаюсь тонко подвести тебя к мысли…

Да-а, послал Бог родственничка…

– Не надо тонко, – буркнул я, страшно недовольный собой. Этот гад надо мной издевался! – Скажи прямо.

– Ладно, – Рембрандт плотоядно ухмыльнулся. – Великий Сун-цзы когда-то сказал: «Останавливай вредом, увлекай вперед пользой». Ты пытался доказать вред наркотика и не преуспел в этом. Тогда постарайся найти некую пользу – явную и очевидную всем. Пользу, которая отвлекла бы людей от корыта и заставила поднять голову.

– Да ты романтик-утопист.

– Взялся за гуж, не говори, что не дюж, – хладнокровно парировал художник.

– Отвлечь наркоманов от наркотика… Как ты это себе представляешь?

– Разве я придумал тебе задачку?

– Но как разговаривать с такими людьми? Они меня просто не поймут. Не услышат!

– Найди того, к кому прислушаются.

С этими словами великий портретист нанес последний штрих и гордо положил свое творение на стол. Я взглянул на путаницу карандашных линий.

– Блин, да ты не Рембрандт.

– Что?!!

– Ты Пикассо!

24 августа.

День

Покинув логово контрабандистов (бывших, бывших!), я отправился по улицам пешком. На ходу хорошо думается, а мне требовалось как следует обдумать ситуацию.

Славненькую задачку подкинул самозваный живописец: найти слова, способные переубедить наркомана. Который ни о чем кроме дозы думать не в состоянии, и о чем кроме дозы слышать не желает.

Хотя с другой стороны, Пек Зенай, умерший от слега, был отличным парнем и моим другом. Если бы я заранее понял, что с ним происходит, и какое чувство стыда сжигает его душу… Смог бы я найти слова?

«Неправильная постановка вопроса, – противно загудел в моем сознании зловредный бас липового портретиста. – Никаких „смог“ или „не смог“. Обязан был найти!»

Пульс уходящего времени буквально стучал у меня в висках. Прошло уже почти двое суток, а я в своем деле не продвинулся ни на шаг. Да, кое-что удалось узнать, но сейчас мне требовался уже не столько информатор, сколько союзник.

Точнее, много союзников.

Чем больше, тем лучше.

Но где их искать?

В глубоком раздумье я машинально присел на лавочку, кокетливо спрятанную в зарослях цветущих кустарников, и извлек свой блокнот с надписанными листиками.

Так. Поиски «интелей» в Университете результата не дали.

«Шофер с книгами» не доступен.

С Амадом я встретился, но так и не понял, что он за человек. И эта странная его манера время от времени как бы выпадать из реальности, когда лицо становится непроницаемым, а глаза обращаются во внутрь… Может он в такие моменты прислушивается к вещанию неизменного транзистора, висящего на ухе? Интересно, какая музыка вызывает в нем подобные трансформации?

Несколько раздраженно я перелистнул страничку и уставился на запись «Круглоголовый рыбарь». Похоже, придется снова идти в Старое метро к этим любителям отвратительных приключений. В душе при этой мысли всё заранее как бы сморщилось… не люблю я экстремалов трупно-фекального типа. Но идти придется. В моей работе не до брезгливости.

В этот момент на другом конце города взревели моторы. Несколько полицейских вертолетов, рассекая воздух винтами, пронеслись в том направлении. Гул тысяч мощных двигателей был приглушен расстоянием, но все равно звучал жутковато. Если бы я находился в городе первый день, то подумал бы, что в стране переворот и на улицы вышли танки. Но я был уже опытный турист и знал, что здесь просто-напросто начался час пик – молодежь общества всеобщей сытости, установив на машины специальные ревуны (иначе не заметят!) массово двинулась на работу.

Массово…

Чёрт!

Меня озарила мысль, настолько яркая и изначально очевидная, что захотелось немедленно ее с кем-то обсудить.

Я повертел головой в поисках какого-нибудь потенциального собеседника, но улица вокруг словно вымерла. Зато взгляд наткнулся на приземистое кирпичное строение, прилепившееся к фасаду стандартного пятиэтажного дома. Вывеска над строением скромно сообщала, что здесь расположен спорт-бар «Четыре коня». Что-то в этом названии напоминало о товарище Бендере. Возможно, конечно, что тут собирались обычные дуболомы мощностью в четыре лошадиных силы (бар-то спортивный!). Но вдруг там вправду что-то связанное с шахматами?

Поминая незабвенного сына турецко-подданного, я приблизился и заглянул через толстое стекло входной двери.

Внутри горел свет. Разглядеть что-либо еще было невозможно, так как за стеклянной дверью располагалась значительно более массивная дубовая.