Алексей Шерстобитов - Чужая жена

– … И прятал, с великой опасностью для себя, вожаков, этой самой революции.

И что вы думаете, какова была плата за его доброту?! Семья вынуждена была эмигрировать. Семья неплохо, в конце концов, устроилась в Америке и Англии: некоторые, уже выросшие дети, стали теми самыми посредниками, через которых эти самые ценности и приобретали большие, надо сказать, цифры с длинными нулями на счетах известных личностей…

Конечно, благодаря честности и талантам дедушки семья вывезла все имущество. Что было невозможно захватить с собой – было выгодно продано, в зарубежье удачно вложено. Ох! Трудны же заботы по сохранению нажитого и преумножению его! Но дедушка был человеком оптимистического склада характера, хотя не смог забыть нанесенных обид, а поэтому с присущим ему чувством юмора подменял иногда золотые украшения на побрякушки… Но он знал меру! И главное – он знал, что при каждой операции можно иметь свой интерес… Правда, у него их было два. Одни – в виде маленькой официальной доли – он не был жадным на людях. Второй – зависящий только от него. На средства, полученные вторым путем, он открыл небольшой, но надежный банк. Говорят, это предприятие оказалось на удивление выгодным делом, поскольку многие, покидавшие Россию из наших соплеменников, пользовались именно его услугами. Правда, в день расплаты по предъявленным чекам, властям пришлось объявить финансовое учреждение банкротом, через что обнищали и так обездоленные Божии дети. Но я же говорил: дедушка был очень добрым, и какую-то часть все же возместил пострадавшим, которые, кое-как смогли просуществовать на эти средства месяц или два…

Моему глубокоуважаемому дедушке не получилось покинуть пылающую Россию, он оставался приписанным к комиссариату, занимающемуся отъему ценностей. Выполняя свои обязанности, он исколесил всю страну. Наверное, так продолжалось все двадцатые и тридцатые годы. Многие из его соратников уже были расстреляны, кто-то сидел, но он всегда выполнял свою работу, часто даже перерабатывая, именно поэтому его рука всегда лежала на пульсе, давая своевременно знак, что и когда предпринять.

Все его враги гибли раньше, чем могли дедушку в чем-то заподозрить. Настало время, когда слежка за подобными сотрудниками приобрела масштабы тотальной. Собранные для себя сокровища девать было некуда: держать дома – опасно, сбыть – не реально, а удержаться от прежнего изъятия, в своих интересах, из не пустеющих закромов Родины – невозможно!

Мойша Аронович, напомню еще раз имя и отчество этого замечательного человека, от которого я перенял все лучшие качества, был не просто гениален, но и прозорлив! Что же он придумал, спросите вы? Гееениииааальный выход заключался…

На этих словах Арон Карлович спохватился. Он понял, что очень сильно приблизился к тайне, которую хранил, вот уже более полутора десятков лет, считая это безусловно верным, и единственно правильным.

Дав себе на передышку еще пару минут, он налил рюмку, которой провел в воздухе окружность, проходящую мимо носа. В этот момент он медленно глубоко вздохнул, продолжая сопровождать маленькую наполненную емкость сжатыми вытянутыми губами, в конце, моргнув искрящимся глазом, словно говорящим: «То ли еще будет!», – и залпом опрокинул очередную порцию размешанного «бодяжного коньяка», разлитого в толстую бутылку французского «Камю», за соответствующую стоимость купленную.

Явно почувствовав в очередной раз подвох с напитком, Арон схватился за пролетавшую мысль: «Ничего, отыграюсь на этой прекрасной розе!». Упавший на грудь Марии взгляд, при этих, уже начавших материализоваться в мыслях желаниях, заставил забыть, на чем остановилось повествование, а охватившая приятная согревающая нега, не желая покидать тело, расслабила мозг окончательно.

Резкий и неожиданный удар в ногу под столом, заставил прийти в себя и вернул к самой концовке рассказа, буквально к последней интонации, когда пришла опасливая мысль о необходимости сдержаться, сохранив тайну.

Открыв уже рот, Держава услышал откуда-то изнутри: «Не бойся, они воспринимают это, как сказку, думаешь, они поверили, хотя бы одному твоему слову?». На что он ответил: «А ведь пока была только правда! Хм, простаки! Сейчас я им такое заверну!».

Растянув губы в сторону, будто разминая губы, он заметил заинтригованный взгляд девушки, облизывающей незаметно для себя губную помаду. Ему стало понятно, что кроме него, для нее больше никого не существует. Уверенность повела в атаку, напоминая, что победителей не судят. Для «победы» Арону было не жалко ничего, потому он продолжил, правда все же, испытав легкий толчок от Марии:

– Арончик, ну и…

Он без страха и упрека произнес чистейшую правду, понимая, что она не несет никакой опасной информативности, а вот интерес вызовет:

– Ну так вот… Тогда отхожие места располагались на улицах. Но главное не это, а то, что при их переполнении, предпочитали вырывали новые, и главное – ни у кого не вызывало подозрения их посещение. Дедушка был расчетлив, а потому понимал, что сам он вряд ли сможет воспользоваться накопленным, да имеющегося ему было достаточно, даже очень! Поэтому он заворачивал в промасленную бумагу украшения, связывал их тоненькой бечевкой, и прикрепляя к нижней поверхности доски, на которую садились, создавал гирлянду, которую потом, либо изымал, пардон, за подробности, увозил в следующую губернию, либо топил, когда предчувствовал неприятности. В результате появилась мысль о карте, которую он составлял в течении следующих нескольких десятков лет… Он передал ее незабвенному моему папе Карлу Мойшевичу, всего раз переспавшему с моей мамой, чего хватило для того, чтобы на свет появился я. Между прочем, назвали моего дорогого родителя в честь Карла Маркса – великого сына нашего народа – и дедушки революционных несчастий, нахлынувших на многострадальную Русскую землю!

Не подумайте, что дедушка уважал его за его труд. Совсем нет: но он был ему благодарен за предоставленную возможность сделать своих многочисленных потомков богатыми людьми! Если бы не это пресловутое «от каждого по возможности, каждому по потребности», то где бы мы были?… Хотя, кто его знает! Но коль так случилось, а дед мой всегда был человеком благодарным, то и назвал он одного из своих сыновей в честь… а кстати, вы же знаете, как звучит настоящее имя Карла Маркса? Хотя какая разница… Вы не верите, что он… Мордыхай Леви… Вот и получается, что мы почти родственники… Хи, хи!

Так вот, дедушка передал эту карту своему сыну, единственному оставшемуся с ним в России, поскольку по своему малолетству вряд ли пережил бы такое путешествие. Это и был мой папа, который, покидая нас и этот мир, разорвав на кусочки, раздал каждому из своих четверых сыновей, один из которых я. На моем кусочке было две отметины, но вот проблема – название населенных пунктов, или часть текста, были на клочке, находящемся у другого брата, и так у всех.