Константин Штепенко - Протоплазма

– Если выздоровею… Отчасти я благодарен болезни, за то, что она дала мне возможность быть рядом с тобой.

– Ты старый, больной, но все еще блудливый козел! Даже из смертельного недуга пытаешься извлечь выгоду. Поехали!

Согласно договоренности с посредником, человек, которого они искали, должен был появиться на перекрестке, только когда их машина в третий раз свернет на эту не совсем чистую, мрачноватую, но довольно оживленную улицу. Старый побитый фургон с прикрытием еще с утра занял позицию на перпендикулярной улице, метрах в тридцати от перекрестка. а на перекрестке было, по меньшей мере, шесть потенциальных мест, откуда мог появиться контакт, среди них дешевый супермаркет, ресторан, занимавший три этажа углового здания, два бара, небольшой рыбный рынок и здание с тремя выходами, на котором было два десятка вывесок мелких компаний, арендовавших здесь помещения под офисы. Проконтролировать все эти объекты не представлялось возможным. Кроме того, незнакомец предупреждал, что не сядет в машину, если там не будет Вересова собственной персоной, или же при наличии китайцев среди пассажиров.

– Внимание, Джимми! – Обратился Вересов к шоферу. – Контакт, китаец-полукровка, имеет на лице шрамы и видимые серьезные повреждения лицевых костей, смотри в оба. Судя по всему, за ним охотимся не только мы, поэтому – предельное внимание.

Было видно, как справа к перекрестку медленно приближался белый фургон прикрытия, а впереди в сотне метров замаячил джип охраны, только что припарковавшийся у тротуара. Сзади беспокойно заерзала Сима.

– Кажется, я его вижу, слева, за газетным киоском! – Громко прошептала она, просунув голову между сидениями.

И действительно, от киоска отделилась сухопарая разболтанная фигура, передвигавшаяся странным полуприставным шагом. Хотя шляпа слегка затеняла лицо незнакомца, но не мешала увидеть, что оно страшно изуродовано. Вернее сказать, вся голова была в каких-то вмятинах и выпуклостях, и от ее вида у Серафимы тошнотворный спазм неожиданно свел живот. Ей стоило больших усилий контролировать себя. Человек пересек тротуар, и ступил на дорогу, собираясь сесть в замедливший ход «Ягуар», когда слева на перекресток начал выруливать внедорожник «Мерседес». Дальше все произошло так быстро, что трудно было зафиксировать все происходящее разом. Джип притормозил, его двери открылись, и в них появились широкоскулые лица качков с раскосыми глазами. Незнакомец бросился бежать к «Ягуару», и тут же справа на джип накатил ускорившийся белый фургон, вынося «Мерседес» на тротуар. Послышался глухой звук удара, звон стекла и крики окружающих. В это время бегущий инвалид достиг задней двери «Ягуара», Сима открыла ее, и изуродованная голова, утратившая шляпу, просунулась внутрь. Испуганные глаза скользнули по лицам пассажиров.

– Я Вересов! – Крикнул Петр Никитич, перегнувшись через сидение.

Серафима дернула человека за руку, и он упал внутрь чуть ли не ей на колени. Машина рванулась вперед, и дверь захлопнулась сама по себе. Достав из-под ног легкий бронежилет, девушка накрыла им лежащее на сидении рядом с ней тщедушное тело, и сама пригнулась так, чтобы ее не было видно.

Жалкое сгорбленное существо сидело, забившись в угол дивана, и трясло изуродованной головой, поросшей клоками черных жестких волос. Зрелище было более чем удручающее, и Серафима исподтишка промокнула платком зародившуюся в уголке глаза слезинку. Вересову стоило больших трудов вывести странного гостя из состояния глубокого ступора. Серафиме даже пришлось взять на себя функции медсестры и ввести ему приличную дозу транквилизатора. Ли Данкан Миллер, так звали австралийца, категорически отказался от врачебной помощи, и вообще настоял на том, чтобы никто из посторонних не знал о его местонахождении. В виду этого пришлось отпустить охрану и самим отвезти его в особняк на окраине, который Сима незадолго до этого сняла на чужое имя.

– Вы говорите по-английски? – Спросил Вересов, садясь в кресло напротив Миллера.

– Конечно говорит. Что за глупые вопросы! Он же австралиец! Просто у него сильно растрепаны нервы. Сейчас подействует укол, и мы сможем с ним побеседовать. – Сказала Сима, сев рядом с Миллером и, переборов отвращение к его физическому уродству, взяла его за руку. – Успокойтесь, Ли. уже все позади. Вы среди друзей.

Миллер закрыл глаза и долго сидел, покачиваясь вперед-назад, что-то шепча себе под нос.

– Теперь уже все равно. У меня осталась только капелька Его, и память. Если я почувствую, что вы злые люди, то убью себя. Вы не узнаете ничего о Нем. – Вдруг сказал Миллер и, повернувшись к Серафиме, добавил. – Не бойтесь меня, милое дитя. Уродство пугает, но не само по себе. Вы примериваете его на себя, представляя, что такое могло произойти с вами. Но этого не будет. Бог оградит вас…

– О чем вы говорили? О какой капельке? – Спросил Вересов.

– Сейчас я вам покажу. – Миллер пошарил во внутреннем кармане видавшего виды пиджака и извлек пластиковую пробирку с каким-то темным шариком внутри. – Этого не хватит, чтобы одолеть ваш недуг, но увидев его действие, вы сможете кое-что понять. Нет ли у кого-то из вас какой-нибудь ранки или нарыва, который бы вас беспокоил.

– Не пойму, о чем вы… – Начал было Вересов, но Сима остановила его жестом и показала Миллеру руку.

– Я чем-то поранилась во время нашей эскапады из Шэньчжэня.

Ранка на тыльной стороне ладони запеклась, и вокруг нее образовалась красноватая припухлость. Миллер открыл пробирку, вытряхнул из нее шарик себе на ладонь и, помяв его пальцами, приложил к ранке. Сима вздрогнула, но не отдернула руку. Миллер крепко прижал шарик пальцем.

– Что вы чувствуете?

– Странное ощущение. Будто что-то шевелится под кожей. – Миллер отнял палец, и она посмотрела на место, где была ранка. – Ой! Смотри!

Она протянула руку Вересову. Тот взял ее и внимательно стал рассматривать место, где только что был порез и опухоль. Ранка уже полностью затянулась, оставив лишь светлый след, который исчез через несколько секунд. Покраснение потускнело и тоже исчезло вместе с припухлостью.

– Как такое возможно? – Воскликнула Серафима. – Это какой-то фокус?

– Это не фокус. Фокус сидит перед вами. – Сказал Миллер. – После взрыва на судне меня, единственного из всего экипажа, выбросило с мостика, при этом как видите не совсем целого. Я был похож на мешок с дроблеными костями, в котором еще теплилась жизнь. Не знаю, как я оказался на этом островке, где мне пришлось прожить два года. Но скорее всего взрывом меня подкинуло очень высоко, и я упал в лагуну, в самую гущу этого желе. Оно в свежем виде выглядит совсем по-другому. Прошло уже шесть лет, и как видите, даже мертвое, оно сохранило некоторые свои свойства.