Сергей Нуртазин - Степной десант. Гвардейцы стоят насмерть!

– Уж ни в Астрахани ли нас хотят оставить?

– Похоже на то. Так что, Николай Васильевич, судьба дает тебе возможность увидеть свою Машеньку.

Машеньку Николай не увидел, в Астрахани дивизию не оставили, но и на Северо-Кавказский фронт не отправили. В этот же день рота Хитрова, как и иные подразделения дивизии, была срочно переброшена на противоположный берег. Утром командир полка Цыганков обратился к бойцам:

– Немец, пользуясь тем, что на астраханском направлении малое количество наших войск, накапливает силы и двигается в сторону Астрахани, желая достичь Волги! Если немцам удастся захватить Астрахань и продвинуться дальше, то будет затруднена поставка кавказской нефти и иностранной помощи для Красной армии. Этого допустить нельзя! А потому решено нашу тридцать четвертую дивизию бросить на защиту города. Сейчас на разъезде Утюпкино разгружается второй эшелон с подразделениями нашего полка, часть из них уже переправляется на этот берег, а потому обстановка требует срочно выдвинуться навстречу врагу! – Полковник кивнул стоящему рядом полковому комиссару. – Огласите приказ по дивизии.

Худощавый комиссар зычным голосом зачитал приказ, который начинался словами: «К бойцам, командирам и политработникам», а в конце добавил от себя:

– Наше дело правое – мы победим!

Спустя час рота Хитрова в составе передового отряда дивизии двинулась на запад по дороге на Элисту. Ехали на машинах. Полуторки следовали одна за другой. Селиванову и Вострецову не повезло, они ехали в кузове последней машины, и вся дорожная пыль, подымаемая следующей впереди техникой, оседала на них. К тому же утренняя прохлада сменилась полуденной жарой. Затихли разговоры и смех. Красноармейцы дремали, с унылым видом смотрели друг на друга или на местность, которую проезжали. А она с каждым километром становилась все более безрадостной. Все реже встречались пересохшие озерца и протоки, на мелководье которых бродили кулики, неподвижными корягами стояли цапли, плавали утки. Все чаще можно было увидеть желтовато-бурую от выгоревшей травы степь.

Селиванов достал флягу, сделал глоток, чтобы промочить пересохшее горло и, глядя на товарищей, сказал:

– Чего приуныли, гвардейцы-десантники?! На похороны едем или врага бить? Споем нашу, походную:

Красноармейцы нестройно подхватили:

С каждым словом песня набирала силы, красноармейцы запели слаженнее, и вскоре над степью полетело дружное:

Августовский день достиг своего апогея. Ослепительное и раскаленное солнце безжалостно поливало зноем маловодную калмыцкую землю. Над степью стояло марево, раскаленный воздух дрожал от жары. Горячий, с запахом полыни, навоза и пыли ветер, играясь, гнал по желто-коричневой степи шары перекати-поля и сухую траву. Казалось, все живое погибло или спряталось от нестерпимого пекла, и только одинокий орел, воспарив высоко в бледно-голубое, почти бесцветное небо, купался в прохладных воздушных потоках.

Селиванов высунулся из окопа, воткнул в бруствер саперную лопату. Порыв ветра бросил в лицо песок. Николай протер глаза, сплюнул.

– Вот зараза!

К краю окопа подошел Вострецов.

– Ты чего ругаешься?

– Чего. От хорошей жизни ругаюсь. Вот чего. Копаешь, копаешь, а песок опять в окоп сыпется. Да еще пот глаза ест.

Бурый кусок земли отвалился с того места, где стоял Вострецов, упал на дно окопа.

– Вот, еще ты тут топчешься, как корова в стойле! Иди, копай свою ячейку, нам еще ходы сообщения до вечера подготовить надо, – Селиванов нагнулся, поднял комок, откинул в сторону. Вострецов на слова товарища не обиделся, знал, что тот любит иногда поворчать и подшутить над ним, однако уважения к нему не терял. Николай был старше на три года и опытнее в воинском деле, имел медаль «За отвагу» за финскую кампанию, а кроме того на него можно было положиться. Гришка помнил, как их, молодых десантников, тщательно готовили перед отправкой на фронт. Многокилометровые переходы, дневные и ночные прыжки с парашютом сменялись занятиями по стрельбе из различных видов оружия и обучением подрывному делу, вождением машины и танка. Каждый день начинался с гимнастических занятий, поднятия гирь и обучения приемам самбо. Николай всегда находился рядом, поддерживал, помогал советом и делом, а потому стал ему почти братом. Он, Селиванов, научил его применять нож в бою. Гришка сначала боевых качеств ножа не оценил, больше отдавал предпочтение штыковому бою и стрелковому оружию. Николай переубедил, рассказал, как во время войны с финнами разведчики противника, отлично владевшие своими национальными ножами пуукко, лишили жизни многих красноармейцев. Теперь Гришка умел метать ножи не хуже самого Селиванова. Знал он и то, что в первые месяцы войны у сержанта в бою под Смоленском погиб братишка по имени Григорий, которого он очень любил. Возможно, поэтому и взял Николай молодого бойца Вострецова под свою опеку.

Селиванов продолжал ворчать:

– Что же здесь за земля такая, ни тебе лесов, ни тебе гор. Глазу не за что зацепиться. Никакой радости. Курганы, бугры, лощины, солончаки, изредка речушки пересохшие или ильменя с камышом, остальное голая степь, вот и все веселье. Сусликов и тех не видно, от жары попрятались. Пока до Линейного выдвигались, веселее было: то селение покажется, то деревья, поля, речки полноводные, а здесь одна тоска. Вода в колодцах горькая, и той мало. Говорят, ребята из другой роты из озерца какого-то напились, теперь животами мучаются.

– Наш Василий Передерин тоже из лужи напился, теперь по степи бегает, кусты ищет, где присесть.

– Было бы терпения больше и ума в голове, то не бегал бы. – Николай поскреб ногтями недельную щетину. – Даже побриться нечем, так и до вшей недолго. Хоть бы дождик пошел, второй день ни единой тучки на небе.

– Тетка моя в этих местах бывала. Рассказывала, что здесь весной бывает красиво. Трава зеленая, тюльпаны, маки цветут, другие цветы. А еще большие стада антилоп-сайгаков пасутся, есть волки, зайцы, лисы, тушканчики, а у воды много птицы перелетной собирается.

– Значит, нам не повезло. Мы этой красоты не увидим, – Селиванов вылез из окопа, сел рядом, не спеша стянул сапоги, размотал портянки. – Уф, ноги запрели.

Григорий покосился на Николая:

– Это почему же не увидим?

Селиванов пошевелил пальцами ног, блаженно прикрыл глаза:

– А потому что, друг мой любезный, война на месте не стоит. К весне или немец нас отступить заставит, или мы его обратно погоним.