Владимир Дружинин - Тайна «Россомахи» (сборник)

Но Костя не ошибся, медицина выручила, избавила от ареста.

Сахар пришлось съесть, тем более что свой уже кончился. И то ли от сахара, то ли от Костиных слов, убеждающих почти гипнотически, сердечная мышца приободрилась. Хотя Костя велел до утра с дивана не вставать и не работать, Чаушев отпер сейф и извлек знакомую, изрядно распухшую папку.

Рапорт командира зенитчиков о происшествии, описи предметов, найденных на убитом немце, у задержанного и подобранных в снегу, протоколы допросов…

Сперва обер-лейтенант Беттендорф – так зовут задержанного – утверждал, что он направлялся в Ленинград в одиночку, затем – что вместе с унтер-офицером Нозебушем.

Сомневаться в этом Чаушев оснований не имел, пока не разглядел как следует, с помощью специалистов, взятое у шпионов снаряжение. Обер-лейтенант нес в своем заплечном мешке батарейки для рации. Нозебуш, нагруженный потяжелее, тащил рацию, но без одной необходимой детали – ключа. Отыскать ключ ни среди вещей, ни в снегу не удалось.

В мешке Нозебуша был кусок сала, но хлеб отсутствовал. Был пистолет, но без патронов.

Чаушев про себя проклинал пулю, которая уложила Нозебуша наповал. Он объяснил бы… А теперь волей-неволей выпытывай у вещей, старайся понять их немой язык. Чаушева учили не поддаваться скороспелым домыслам, и он к тому же очень боялся провалить свое первое серьезное задание. Однако полковник Аверьянов без больших колебаний согласился с ним. Да, очевидно, лазутчиков было трое.

– Можешь заявить обер-лейтенанту, – сказал Аверьянов, – со всей твердостью.

Беттендорф мучил Чаушева три дня – отрицал, отмалчивался, переводил речь на другое. Аверьянов нервничал, требовал после каждого допроса подробнейшего отчета.

– Хорошо, – сдался наконец Беттендорф. – Но я много не могу сказать. Совершенно правильно, с нами был еще один сотрудник. Это все.

– Что с ним случилось?

– Видите ли, он отъединился от нас… Разъединился с нами… Как правильнее сказать?

Чаушеву было бы легче с ним, если бы он не обращался так дотошно за консультацией по русскому языку, не козырял своей учебой в трех университетах и вообще был бы попроще. Беттендорф – и это особенно поражает Чаушева – говорит еще на трех языках, кроме русского. По-английски, по-французски, по-итальянски… Вот такой-то человек почему с Гитлером? Вопрос мучил лейтенанта – он очень уважал образованность.

Кто же третий лазутчик?

– Извините, я не могу сообщить… У каждого есть свой долг. У меня тоже имеется.

Сейчас, просматривая протоколы допросов в папке, Чаушев видит, как обер-лейтенант разводит руками, склонив голову набок. Он оброс, так как бритву заключенному не дают, но выглядит ничуть не старше – все тот же холеный сорокапятилетний мужчина спортивного сложения.

– О себе я вам рассказываю абсолютно все, – слышит Чаушев, – поскольку мне незачем уже делать секрет… Или делать тайну?

Немец разговорчив, и Чаушев поощряет это – авось как-нибудь проболтается. Нет, о третьем ни звука!

Данные о биографии Беттендорфа накопились в папке обширные. Родился в Риге, по специальности искусствовед. Ни в каких военных школах не был, офицерское звание присвоил росчерком пера сам рейхсминистр Геринг. По его заданию Беттендорф ездил в командировки во Францию, Бельгию, Голландию и другие оккупированные страны. И теперь вот – в Ленинград…

– Вы называете и это командировкой? – спросил Чаушев. – Несколько странно!

– Совершенно верно, термин не… неудачный, – вежливо соглашается Беттендорф. – Мы заблюдились… То есть заблуждались… Впрочем, и то и второе.

Он тихо посмеивается. Чаушева это выводит из себя. Командировка! Понятно, ведь фрицы уже считают город своим. «Он, как спелый плод, сам упадет нам в руки» – так, кажется, заявил фюрер. О Ленинграде!

Обычно, прочитав протокол, обер-лейтенант с готовностью его подписывал. Но слова «шпионская вылазка» ему не понравились. Он запротестовал. Оружие, дескать, было только у студента Нозебуша, убитого, да у третьего коллеги. И то так, на всякий случай… Служебное поручение, если угодно, но не шпионаж, не диверсия.

– Мы не есть преступники, господин лейтенант, – твердит Беттендорф.

Студент Нозебуш тоже искусствовед. В армию призван с пятого курса. Кроме того, как сын ювелира, прекрасно отличает настоящие ценности от подделок. Верно, та же специальность у третьего. Цель заброски Беттендорф ничуть не скрывает: «Взять на учет музейные и прочие художественные сокровища, выяснив их местонахождение, каковые сведения необходимы эйнзатцштабу прежде, чем в Ленинград войдут германские войска, так как нельзя исключить вероятность фанатического сопротивления советской стороны на отдельных участках, а следовательно, и гибели ценностей от взрывов, пожара и т. п.».

До чего хотелось Чаушеву написать иначе, от себя! Чему же научился фашист в своих трех университетах, если этак, ничуть не смущаясь, подает обыкновенный грабеж!

Удивление временами заглушало в лейтенанте ярость. А Беттендорф как ни в чем не бывало разглагольствовал, пощипывая щетинку на обтянувшемся, остром подбородке.

– Эйнзатцштаб и разведка – это две разницы. Две очень крупные…

– Одна разница! Одна разница бывает! – оборвал Чаушев и стукнул по столу костяшками пальцев.

Потом он выругал себя за вспышку. Дал зарок не раздражаться, не перебивать Беттендорфа. На следующий день терпеливо выслушивал все – даже воспоминания о парижских ресторанах.

– После обеда кофе с ликером, марка «Куантро». Отличная марка! Советую вам обратить внимание, если вам будет предоставляться случай…

Немец глотал слюну. Чаушев тоже, тайком. Он надеялся вымотать противника, застигнуть врасплох новым, неожиданным вопросом и с ходу вырвать сокрытое. Хотя бы частицу сокрытого, намек на след третьего…

Не раз побывал лейтенант у зенитчиков. Сегодня его потянуло туда из-за оттепели – вдруг вылезло что-нибудь из-под снега?..

Нет, ничего…

Завтра он опять вызовет немца. Снова те же вопросы…

Готовясь к допросу, Чаушев тщательно приводил в порядок свой кабинет.

Постель он запихивал в стенной шкаф и туда же отправлял книгу, которую он читал с осени, – «Фрегат “Паллада”» Гончарова. Все в этой книге было не похоже на фронтовой Ленинград, и Чаушев принимал ее малыми порциями, как лекарство, для разрядки.

Те, кого допрашивает Чаушев, не должны видеть его книги. Он прячет и полотенце, зубную щетку, мыльницу, безопасную бритву – вообще все свое, личное.

Каждое утро исчезает с письменного стола Люся Красовская. Правда, она улыбается только ему – Чаушеву. К арестованному фотография повернута оборотной стороной. Но все равно! Чужим нечего смотреть на Люсю!