Станислав Рем - Капкан на маршала

– Но если не начать восстание, мы потеряем Польшу. Навсегда. – Мензис пролистал документы, после чего отложил их на хрупкий, антикварный столик, что стоял невдалеке от кресла. – Поляки нам не простят, если мы не дадим им шанс самим установить власть Миколайчика. Пусть Комаровский проиграет. Пусть русские войдут в город. Но сам факт сопротивления фашистам будет иметь место в истории. И ещё один момент: проходить восстание будет под руководством нашего человека. А это, считайте, мина замедленного действия. Никто не сомневается, что русские установят свою власть в Варшаве. Наверняка с Армией Крайовой поступят точно так же, как они поступили с пленными польскими офицерами в Катыни. Уверен, большевики станут вести себя в Польше точно так же, как они вели себя в тридцать девятом в Прибалтике и Западной Украине. А всё вместе, и утопленное в крови восстание, и насильственное установление власти, станет началом конца Советов в Польше.

– Я не столь оптимистичен в том, что «дядюшка Джо» решится повторить опыт Катыни, – заметил Черчилль.

– Сейчас, может быть, и не решится. – Моментально отреагировал руководитель разведки. – Но мы-то с вами прекрасно знаем, как он ненавидит поляков. Рано или поздно, такой момент наступит, когда Сталин не сможет совладать со своими истинными чувствами. И тогда… Наша задача проста: дождаться срыва. И вот тогда-то как раз утопленное в крови восстание и сыграет свою роль.

– По времени слишком длительная операция, – тяжело выдохнул хозяин дома.

Мензис понимал Черчилля. Премьер находился в очень солидном возрасте, в том возрасте, когда большинство его сверстников уже отправились в мир иной. Когда многих своих однокашников он мог увидеть только на фотоснимках. И кто знает, сколько Господь ему самому оставил лет жизни? Тем более при такой-то страсти к табаку и алкоголю! Потому-то британский премьер и старался торопить события. Данный факт отметил даже президент Рузвельт. Но иного выхода не было. Мензис понимал: любое внутренне вмешательство в ход обсуждаемых событий может закончиться катастрофой для Британской империи.

– Да, это займёт время. Однако конечный результат будет в нашу пользу.

– Значит, вы за восстание? – взгляд Черчилля просверлил генерала.

– Да, сэр.

Промышленника Флика доставили к Борману вечером, и только после того как машина, в которой везли магната, откатала по Берлину два часа, постоянно меняя маршрут движения. Борман пожелал быть на сто процентов гарантирован в том, что за миллионером никто не ведет наблюдения.

Встреча проходила на одной из четырёх партийных конспиративных квартир, о которых знал только Борман, потому как они были приобретены лично им на подставных лиц. Хотя, точнее, на одной из двух оставшихся квартир: две конспиративные явки вместе с хозяевами к этому дню стали жертвами английской бомбардировки.

Данные квартиры рейхслейтер лично подобрал для себя ещё в сороковом году. У них было одно уникальное достоинство: помимо того, что у каждого жилища имелось два выхода – парадный и «чёрный», у этих был ещё и третий, тайный выход, через подвальное помещение. А та квартира, в которой Борман ожидал Флика, вообще была уникальной – в ней тайный выход контактировал с подземными коммуникациями. А потому, воспользовавшись им, человек, имея на руках схему подземных туннелей, мог через некоторое время оказаться в любом районе столицы Германии.

Флик, войдя в помещение, осмотрелся. Квартира как квартира. Ничего, привлекающего внимание. Промышленник мысленно усмехнулся, вспомнив фразу Шпеера и присовокупив её к данному помещению: квартира среднестатистического немца. Действительно, по-иному и не скажешь. Мебель, посуда, шторы, обои – всё незапоминающееся, теряющееся в памяти, штамп. Спроси через полчаса, как выглядела квартира – и не ответишь. Как-как? Как у всех. Вот и весь ответ. Среднестатистическая квартира среднестатистического немца.

Борман выплыл из кухни, держа в руке бутылку коньяка и два бокала.

– У меня язва. – Промышленник похлопал себя в области грудной клетки узкой, морщинистой ладошкой.

– Этот коньяк ей не повредит. – Рейхслейтер тяжело опустился в одно из двух кресел. – Французский. Восьмидесятилетней выдержки. Не суррогат.

Жидкость, на палец, заполнила оба пузатых сосуда.

– Итак, – Борман первым сделал глоток из своего бокала, как бы показывая собеседнику, что с напитком всё в порядке, – чем вы меня порадуете?

Флик, с секунду подумав, тоже поднял бокал.

– Всё произошло именно так, как вы и предполагали.

– Я не предполагал. – Борман, будто толстый хорёк в норке, принялся умащиваться в кресле. Когда его зад наконец-то нашёл себе приемлемое положение, рейхслейтер продолжил мысль: – Герман, несмотря на ум, хитрость и изворотливость, полностью прогнозируем. Его обрабатывал Крупп? Так я и думал. Надавили на самые чувствительные места? Деньги и власть?

– Думаете, он поверил? – Флик не стал отвечать на поставленные вопросы: всё и так было понятно без слов.

– Что вы… Ни в коем случае! – Нацист сделал второй глоток. – Будьте начеку. Он вас начнёт проверять и перепроверять. Кстати, вы положили на его счёт деньги? – Утвердительный кивок головой. – Поверьте – проверка начнётся именно со счетов. А через месяц проверит вторично, чтобы убедиться в том, что деньги на месте и на них капают проценты. И только после этого он частично успокоится. Но его волнения и переживания меня мало волнуют. Главное сейчас, чтобы война получила затяжной характер. А это могут сделать только два человека: Геринг и Гиммлер. – Борман приподнял бокал, посмотрел на цвет напитка. – Гиммлер уже начал переговоры с Ватиканом. Дурачок. До сих пор убеждён, будто может диктовать свои условия. И кому? Святым отцам. Впрочем, у него нет иного выхода. Ведь ваши люди с ним на контакт не пойдут?

Флик утвердительно качнул головой. Конец войны был не за горами, а потому марать своё имя с опорочившими себя в мировой прессе СС никому из промышленников не хотелось. Впрочем, как и с национал-социалистическим движением в целом. На дворе не тридцать четвёртый, а сорок четвёртый год. Всего десять лет, а какая существенная разница!

Борман, бросив на собеседника мимолётный, острый взгляд, прекрасно понял ход мыслей миллионера. «Этот нас уже списал со счетов, – догадался рейхслейтер. – Рановато. Думает, самый умный? Переведёт все финансы за рубеж и сбежит? Как бы не так. Камер и пуль хватит и на него, и на его дружков. А деньги имеют свойство возвращаться».

Но вслух рейхслейтер произнёс иное:

– Кстати, в скором времени нам понадобятся океанские суда.

Флик медленно поставил на стол бокал, из которого всё-таки сделал один маленький глоток. Олигарх настороженно прислушался к своему организму. Болей не было. Коньяк мягко прошёл по желудку, не потревожив рану. Действительно, хорошая вещь.