Александр Терентьев - Миссия «Двойник»

– Теперь твою кулацкую полосочку, небось, немцы жнут больши-им серпом! – снова встрял тенорок. – А ты тута сидишь, пузо греешь! А немец, может, уже и таво…

– Чего «таво»? Немец через нас попрет, понял, а мы его согнем в дугу да и по домам! Слыхал, что комиссар-то говорил, мол, заманиваем мы их и скоро так врежем…

– Дурак ты! Я к моей Маньке бегал женихаться, а ее браты меня стерегли возле мостика. Ну, раз, не буду врать, поймали и два зуба выставили, сволочи… А потом – они стерегуть, а я вброд да сторонкой – и к Маньке. Они стерегуть, а их Маньку…

– Ты это про что?

– А про то, что пока мы тута, как дураки, немца стерегем и врезать ему собираемся, он уже сторонкой, може, и до самой Москвы добрался. Мы тута, а они наших Манек гнут…

– Во, падла, опять летит! Ровно три – как на работу ходит, гад! Говорят, недавно один солдатик вот такого же из винтовки снял: раз – и немец носом в землю! – мечтательно произнес басок.

– Ну и ты попробуй. Вчера гороховую кашу давали – так ты развернись да стрельни…

Высоко над окопами мерно гудел двухфюзеляжный немецкий самолет, наблюдатель и разведчик, прозванный нашими солдатами «рамой». Сделав круг-другой, «рама» легла на обратный курс, а в небе тысячами голубей закувыркались белые листочки бумаги, медленно опускаясь на позиции зарывшихся в землю русских.

– Не, ну ты видел? Видел?! Точно он! И написано же: «Джугашвили»…

– И што? Жу… Жугашвили – и што? Причем тута Сталин?

– Дурак, Сталин и есть Джугашвили! А Сталин – это псевдóним, понял?!

– А може, врут, а?

– Как это врут?! Видишь – прописано и фотография евонная! И немец рядом…

– А ты его видел, видел? На сарае тоже много чего написано, баба туда шасть – а там дрова!

Лейтенант-артиллерист навострил уши и, стряхивая дрему, поднялся с такого удобного и приятного ложа. Прошел несколько шагов вдоль кое-как укрепленной хворостом траншеи, завернул за угол, окинул взглядом разом притихших бойцов и спросил, добавляя в голос командирской строгости:

– Эй, что там у вас?

– Так вот… с ероплана… эти вот…

– «С ероплана»! Дяревня… «Фокке-вульф» это, понял?

– Ну, я и говорю – с фоки… этой… фуки…

Лейтенант взял один из листков, протянутый чьей-то несмелой рукой. Долго всматривался в фотографию, затем пробежал глазами текст на русском: «Яков Джугашвили, сын Сталина, добровольно сдался в плен победоносной германской армии и деятельно сотрудничает с немецким Генштабом. Уж если такой видный красный командир понимает всю бесполезность сопротивления, что вы, простые товарищи бойцы, тут делаете?.. Листовка является пропуском для сдачи в плен… Доблестные русские солдаты, переходите на сторону непобедимой Германии, и вы будете в безопасности… вдоволь водки и хлеба… не слушайте жидов-комиссаров… вернетесь по домам…» «Черт возьми! Ну точно – он! Товарищ Ст… Джугашвили! Видел я его как-то в академии. Лицо, пробор этот опять же… Сын самого товарища Сталина… в плену?!» – Мысли лихорадочно метались в голове лейтенанта, но лицо оставалось все таким же строгим и непроницаемым – еще не хватало, чтобы бойцы догадались о легком смятении и сомнениях командира. Вон как жадно всматриваются, даже дыхание, кажется, затаили.

– Значит, так, – лейтенант и вовсе закаменел лицом. – Это – мерзкая провокация, рассчитанная на деревенских дурачков! Да и не Джугшвили это. Я его видел… в самой Москве. А тут и вовсе не похож!.. Слушай приказ: всю эту погань собрать в пределах досягаемости – и в костер! Ясно? А если кто-то «пропуск в плен» в сапог припрячет… найду и лично пристрелю! Согласно законам военного времени. И скажите спасибо, что особисты не видели, как вы эту хрень читали, – тогда бы всем мало не показалось! Всё! Разойдись по боевым постам…

Серо-голубоватый дымок «казбечины» беззвучно завивался причудливыми струйками, медленно уплывая к некрашеному дощатому потолку, и вызывал ассоциации с крохотным джинном, вылетающим из бутылки. Николай Тарасович Горобец, плотный мужчина в гимнастерке хорошего сукна, с ромбами старшего майора госбезопасности в васильковых петлицах, еще разок затянулся, затем твердым движением раздавил окурок в стеклянной пепельнице и усмехнулся. «М-да, вот джинн бы мне не помешал… Чего изволите, господин? Слушаю и повинуюсь! Уж я бы нашел ему работу…» – Старший майор задумчивым взглядом окинул до мелочей знакомый вид из зарешеченного окна кабинета. Казармы, служебные помещения, кухня, чуть подальше – спортгородок с полосой препятствий, еще дальше – вышка часового и заборы, заборы да колючая проволока. Обычный спецучасток НКВД. Интересно, какой дурак распорядился вышки поставить? Все-таки не Дальлаг.

А березки-то уже желтые, конец лету…

Горобец вернулся к столу, раздраженно громыхнув стулом, уселся, в сотый уже, наверное, раз окинул неприязненным взглядом фотографии, разложенные на столе, и вопросительно посмотрел на помощника с треугольничками сержанта госбезопасности в петлицах.

– Ну, что скажешь, Васильев?

Васильев слегка пожал плечами, мол, наше дело помогать, а не думать, думает пусть начальство, у него и голова побольше, и оклад повыше, – вслух же осторожно поинтересовался:

– А у товарища Меркулова что?

– То! А то ты не знаешь? «Осип, ты сходи туда… Пусть мне обед подадут!»

– Извините… какой Осип?

– Да это так, пьеска одна… Про десять дураков и одного сильно хитро…умного! – Майор потянулся к черно-голубой коробке с нарисованным лихим джигитом, закурил очередную «казбечину» и, сердито пыхнув дымом, продолжил: – Товарищ Меркулов приказали «во что бы то ни стало освободить старшего лейтенанта Джугашвили из фашистской неволи!» Прямо так и выразился. Мол, пленение сына самого товарища Сталина дает немцам небывалый пропагандистский козырь и обширное поле для этих… манипуляций! Хотел бы я посмотреть на того умельца, который смог бы манипулировать нашим Верховным. Велено подобрать группу диверсантов со знанием немецкого, чтоб все дела тамошние знали. Документы-бумаги безукоризненные, само собой… Ну и все остальное, что в таких случаях положено. И чтоб лучших послали, чтоб кровь из носа и прочих дырок!

– Тогда, наверное, группу Бикбаева… – раздумчиво предложил сержант.

– Наш татарин с красной бородой?

– Какой бородой? – недоуменно вскинул брови помощник.

– Темный ты, Васильев, – майор сокрушенно вздохнул. – Я тебе список книжек составлю, и пока ты их от корки до корки… лейтенантом тебе не быть! А если серьезно, то дело-то табак. Это мы Бикбаева на верную, можно сказать, смерть посылаем. Ты сам прикинь: как бы ты охранял сына какого-нибудь Гитлера-Бормана, если б он к нам в ручки попался? Вот то-то, брат… Я бы, например, так все организовал, что и целая дивизия головорезов из какого-нибудь «Бранденбурга» ничегошеньки сделать не смогла, а тут мы хотим, чтобы четыре человека, можно сказать, за целую дивизию сработали!.. Но мы люди служивые, а приказы – сам знаешь – не обсуждают, а выполняют… пусть даже и ценой самой жизни!