Майкл Иннес - Остановите печать!

– Я думаю, – сказал Топлэди, проделывая со своим телом разного рода эксперименты в надежде удобнее устроиться в купе вагона третьего класса, – о старшем констебле.

– Простите, что вы сказали?

– Я о звонке мистера Элиота. Старший констебль – самая подходящая кандидатура.

Тимми, снова свернувшийся калачиком в углу и с детским увлечением поедавший плитку молочного шоколада, вставил свою реплику:

– Между прочим, Уинтер, наши планы разоблачили. Вы знали об этом? Когда мы садились в поезд, я заметил, что в один из задних вагонов вошел ректор колледжа.

– Вы о Буссеншуте? Знаю. Он едет, чтобы встретиться со старым приятелем по фамилии Шун.

– Он встречается с Шуном? Уж не с тем ли самым…

– Старший констебль, – вежливо, но твердо перебил их Топлэди. – Или кто-нибудь другой. Быть может, даже рангом повыше.

Тимми, все еще занятый снятием фольги с последнего кусочка сладости, покачал головой.

– И старший констебль, и куда более важные полицейские чины приезжали к нам после ограбления дома Бердвайр. Но папе это не понравилось. Понимаете, в его книгах от полицейских прохода нет. Но сначала Паук регулярно оставлял их в дураках. А теперь он неизменно действует быстрее и умнее. И в обоих случаях они выглядят, мягко говоря, людьми не слишком умными и сообразительными. Порой до смешного тупыми. А потому, когда возникла необходимость обратиться к реальным полицейским, чтобы они приехали и расследовали… Расследовали нечто, прямо вытекающее из содержания романов, папе это, естественно, показалось несколько…

– …неудобным, – с готовностью подсказал Топлэди ключевое слово, по его мнению, удачно описывающее чувства мистера Элиота. – Значит, нам нужно придать своим размышлениям иное направление.

Он снял с головы котелок и задумчиво стал его разглядывать.

– Да, ситуация сложилась неловкая, – подтвердил Тимми. – Трудно понять, как правильно себя вести. Потому что, поближе познакомившись с обстановкой у нас дома, вы оба поймете, что папа, вообще говоря, личность крайне застенчивая.

Но Уинтер все равно испытывал большие сомнения, что даже стеснительный мистер Элиот сумеет по достоинству оценить вмешательство в свои дела неизвестного преподавателя из Оксфорда или будущего дипломата в лице обожаемого сыном Топлэди.

– А ваш отец знает о нашем скором приезде? – спросил он, чтобы разрешить внезапно возникшее подозрение.

– Конечно же, знает, Уинтер. Я послал ему телеграмму с вокзала незадолго до отправления поезда из Оксфорда.

– Понятно.

– Вам не о чем беспокоиться. Он никогда не возражает, если я привожу с собой гостей.

Топлэди, сосредоточенно и немного по-стариковски чистивший тулью котелка рукавом, оставил это занятие с явным облечением.

– Это утешает, – коротко отреагировал Уинтер.

– Но я по понятным причинам не уведомил его о Чоуне.

– О том самом Чоуне?

– Ну, да. О психиатре. Я тоже пригласил его приехать. Подумал, что именно он лучше всех сумеет проникнуть в ход мыслей шутника и понять, какие мотивы им движут. Как вы полагаете, его визит обойдется дорого?

– Баснословно дорого, – выразительно кивнул Уинтер. – И должен признать, что теперь и сам начинаю думать, не выставить ли вам счет за свои услуги.

Топлэди украдкой бросил на Уинтера взгляд, в котором читались одновременно упрек и мольба.

– Насколько мне помнится, – сказал он не без некоторой осторожности, – один из моих друзей делился со мной информацией, правда, полученной, вероятно, не из первых рук, что доктор Герберт Чоун не одной семье оказал неоценимую помощь. В самом деле неоценимую. Но все же, Тимми, мне представлялось бы разумным – более того, настоятельно необходимым, – причем я говорю это на правах твоего близкого друга… Было бы правильнее дать твоему отцу возможность самому решить, есть ли нужда в приглашении психиатра к вам в дом. И даже если есть, то желательно ли это.

Тимми выглядел совершенно сконфуженным. Уинтер отметил про себя, что лично ему никогда не удавалось довести своего студента до подобного состояния.

– Но, Хьюго, пожалуйста…

– И если ты, – продолжил Топлэди, – как я начинаю думать, судя по пересказанному тобой разговору с мистером Уинтером, пригласил Чоуна, потому что тебя тревожит восприятие происходящего отцом, то ты, вероятно, все же догадался сначала согласовать приглашение с кем-то из старших членов своей семьи. Ты это сделал или нет?

«За серьезность и занудство, – подумал Уинтер, – Топлэди следовало бы воткнуть булавку в задницу». Тем не менее, пользуясь его претенциозной настырностью, возникала возможность вытянуть из Тимми менее фрагментарные сведения по делу Элиота, чем он давал до сих пор. И потому Уинтер одобрительным эхом повторил вопрос:

– Вы сделали это или нет?

Тимми приоткрыл раздвижную дверь в коридор вагона и бесцеремонно швырнул туда скомканные обертки от шоколада.

– Признаюсь, не сделал. Чоун не слишком близко, но знаком с нашей семьей, и я решил, что могу пригласить его, никому ничего не сказав. Я действительно посчитал его способным слегка успокоить папу: прежде они уже встречались на этой почве. Но моя основная надежда связана с опытом Чоуна, который может на основе анализа заключить, с человеком какого склада ума мы имеем дело.

– Скажите, – спросил Уинтер, – это ради успокоения отца вы притаскиваете в дом целый цирк?

И он с милой улыбкой посмотрел на невозмутимого Топлэди.

– Я посчитал полезным рассмотреть проблему с разных точек зрения одновременно. И как только узнал, что Чоун согласился приехать, помчался, чтобы заручиться вашей поддержкой. А затем взял за шиворот и Хьюго. Вероятно, вам все это представляется чрезмерным. Но готов заверить, ваше присутствие едва ли вообще будет заметно на фоне остальной толпы.

– Толпы?

– Пауку исполняется двадцать один год, – пояснил Тимми. – В его честь закатят колоссальную вечеринку.

Он тщательно облизал испачканный шоколадом большой палец и достал свою вызывающе дорогую трубку.

– Не мог бы я с вашего разрешения снова воспользоваться спичками, Уинтер? Сделайте одолжение.

Воцарилось тягостное молчание. «Какую паутину мы плетем, – подумал Уинтер, – когда пускаемся в обман» [20]      Искаженная цитата из стихотворения В. Скотта. .

– Насколько я понял, – сказал он вслух, – все эти бессмысленные и жестокие розыгрыши повергли вашего отца в достаточно подавленное состояние. Неужели вы имеете в виду, что он не нашел другого времени, чтобы устроить гулянку в честь Паука?

– Никогда не поверю, – теперь Топлэди исполнил роль хора в нашей пьесе, – что он мог решиться на такое.

– На самом деле это не папа, а его издатель – Уэдж. Он устраивает празднования дня рождения Паука каждый год, чтобы потом опубликовать репортаж в своем журнале и пропихнуть пару заметок во влиятельные иллюстрированные еженедельники. А в такую знаменательную дату [21] В двадцать один год в Англии наступает официальное совершеннолетие. папа не захотел изменять традиции.