Николас Блейк - Убийство на пивоварне. Чудовище должно умереть (сборник)

Потом, конечно, разыгралась буря. Юстас спросил, по какому праву я лезу в чужие дела. Я ответил, что следить за соблюдением закона – долг каждого гражданина. Он потребовал назвать хоть один закон, который был нарушен. Я процитировал фабричное законодательство. Тогда он спросил, что я намерен делать. Я ответил, что если в ближайшее время ничего не изменится, я подниму такой шум, что даже ему, всемогущему Юстасу Баннету, придется отступить. Он посидел немного, поигрывая ножиком для бумаг и поглядывая на меня своими холодными змеиными глазками, а потом, к моему удивлению, пошел на попятный. Сказал, что я не похож на человека, который принял бы солидное вознаграждение в обмен на политику невмешательства – тут он со значением посмотрел на меня, но я на приманку не клюнул. «Что ж, хорошо, – подытожил он, – ваша взяла. Дайте мне время для переделок, предложенных в вашем отчете, и через полгода вы будете рады подтвердить нашу безупречную репутацию, кхе-кхе». Ну, ты сам слышал, какие звуки он издавал. Я заметил, что на пересмотр графика грузовых перевозок не нужно полгода. Он еще похмыкал, но в итоге обещал распорядиться об этом сейчас же. И распорядился. Когда Джо сообщил мне об изменении расписания, я уверился, что загнал Баннета в угол. Однако…

– Однако, – прервал его Найджел, – вскоре тебе преподали урок, который неопытные солдаты постоянно учат на собственной шкуре: старые вояки опаснее всего при отступлении.

– Да. И поделом мне! Возомнил, что справлюсь с ним в одиночку… Полгода спустя, день в день, Баннет вновь пригласил меня на встречу. Проходя по пивоварне, я смотрел по сторонам и не видел никаких перемен. Можешь вообразить мое настроение, когда я предстал пред его очами. Баннет сидел за столом, поджав жирные узкие губы и потирая руки: они шуршали, как хвост ящерицы по каменной стене. Он сразу приступил к делу: «А, доктор! Если я правильно помню, в нашу последнюю встречу вы сказали, что следить за соблюдением закона – долг каждого гражданина. Что ж, сегодня, как я и предсказывал, вы с радостью подтвердите нашу безупречную репутацию». Даже тогда я еще не видел, к чему он клонит. Затем он откинулся в кресле и произнес: «Кейт Элпейс». Тут-то я и понял: дело проиграно.

– Кейт Элпейс? – удивился Найджел.

– Моя сестра, – пояснила миссис Кэммисон. – Это случилось еще до нашего переезда, мы тогда жили в Мидлендсе. У нее был молодой человек, она забеременела и обратилась к Герберту, чтобы сделать аборт.

– В целом я не одобряю аборты, – сказал Герберт, – но мне стало известно, что в семье юноши бывали случаи безумия. Конечно, я не смог ей отказать. А это, как ты знаешь, уголовное преступление: карается каторжными работами, если тебя раскроют.

– И Юстас Баннет тебя раскрыл? – спросил Найджел.

– Да. Должно быть, те полгода, что я дал ему на улучшение условий труда, он потратил на расследование. Наверняка нанял какого-нибудь нечистого на руку частного сыщика – что само по себе красноречиво, не правда ли? Не знаю, как его ищейки разнюхали ту историю, да оно и не важно. Важно другое: если Баннет нарушил закон, то его нарушил и я.

– Ситуация патовая, – сказал Найджел.

– Хуже. Если все раскроется, его оштрафуют на круглую сумму, – а мне это будет стоить карьеры. Его положение устойчивее моего. Вообще я умею держать себя в руках, но в тот раз вышел из себя. Сказал Баннету все, что о нем думаю. Увы, кроме прочего, я заявил, что такие, как он, должны подлежать истреблению.

– Увы? – переспросил Найджел. – Ты хочешь сказать…

– Да. Я забыл упомянуть, что среди чудесных обычаев Баннета была привычка держать на пивоварне шпионов. У крупных воротил это не редкость: наниматели платят кому-нибудь из рабочих, чтобы они доносили на тех, кто выражает неудовольствие или планирует забастовки. Я чертовски боюсь, что один из прихвостней Баннета подслушал мою тираду.

– Пожалуй, мне действительно лучше остаться, – сказал Найджел.

– Да уж, – мрачно подтвердил доктор Кэммисон. – Если только ты случайно не просидел всю прошлую ночь под дверью моей спальни.

Найджел озадаченно посмотрел на него.

– Видишь ли, иначе я никак не могу доказать, что не был на пивоварне и не прикончил его.

– Да, будет неловко, если инспектор узнает о ссоре. С другой стороны, наверняка есть еще уйма людей, у которых найдутся не менее весомые мотивы.

– Ты умеешь утешить, надо сказать.

– Перестаньте говорить так, словно обсуждаете какую-то шахматную задачу! – воскликнула Софи Кэммисон. – Неужели вы не понимаете…

– Не беспокойся, – мягко ответил ее муж. – Я все понимаю. И кстати, Найджел: признаваться, так до конца. С того времени мы жили, мягко выражаясь, в состоянии крайней неопределенности. Какое-то время о Баннете ничего не было слышно. Однако несколько месяцев назад он набрался наглости и опять подступил к Софи. Сказал ей, что может разрушить мою карьеру и сделает это, если она не станет сговорчивей. Знаю, все это похоже на сюжет из бульварного романа, но Баннет никогда не отличался хорошим литературным вкусом. Вчера вечером ты сам в этом убедился. В общем, Софи поставила меня в известность, а я отправился к нему и сказал: «Еще раз сунешься к моей жене, и ты покойник».

– И вот он… покойник, – задумчиво произнес Найджел. – Да, положение и впрямь слегка угрожающее. Впрочем, мужайтесь, mes enfants [9] Дети мои (фр.). . Я задействую все колоссальные ресурсы моего блестящего ума. Ты, Герберт, воссоздашь по костям скелет, а я соберу по кусочкам картину преступления. А когда все закончится, – обратился он к Софи, – вы начнете обшивать собственных детишек.

18 июля, 9.15–11.00

Ночью ровно в 2.17 Найджел проснулся от причудливой, в высшей степени фантастической идеи. После завтрака он отвел Герберта Кэммисона в сторону и сказал:

– Слушай, я тут подумал: что, если в котле был вовсе не Юстас Баннет?

– Ну, мы пока не знаем наверняка. Однако все указывает на то, что это его скелет, а иначе где же он сам? Да и чей, если не его?

– Это-то и странно. Зачем так замысловато избавляться от трупа? Зачем после убийства идти на такие сложности, стараясь помешать опознанию, зато оставлять одежду, часы и перстень?

– Ну, это легко объяснить. Бросив тело в котел, убийца уничтожил все, что могло указать на способ преступления, если только это был не удар тупым предметом. Признаки отравления, удушения, даже следы от колотой раны – в кипятке все пропало бы без следа.

– Боже, конечно! – простонал Найджел. – Полуночные откровения всегда выглядят нелепо при свете дня. И все же не понимаю, почему это раньше не пришло мне в голову.

– К тому же, – продолжал доктор, – если останки не принадлежат Баннету, но одеты так, чтобы внушить нам мысль, будто они – это он (тут я иду против грамматики), логично предположить, что убийство совершил сам Баннет. Если только в деле не было третьей стороны, Икса, который убил Игрека, а затем убедил Баннета поменяться одеждой с трупом. И зачем Иксу – да хоть бы и Баннету – делать это?