Николай Якушев - Банкир на мушке

В общем, судьба у них с подругой сложилась – небо и земля. Правда, это еще как посмотреть. Она худо-бедно, а живет еще, а Лидку в землю закопали. И что интересно, только ее грешная душа отлетела, и стала она никому не нужна. И похороны вышли какие-то торопливые и совсем не пышные – хоронила-то одна старая мать да еще кой-какая родня, а из этих, из крутых, и не помог никто. Ни копейки не дали. Маринка так и не узнала, получила Лидка перед смертью свои пятьдесят тысяч или нет.

Может, и получила – порадовалась напоследок. Только к утру от этих баксов и следа не осталось. То ли убийцы взяли, то ли милиция прибрала. А может, и сам Шапошников назад их потребовал, он ведь живой остался, ему теперь нужнее.

В общем, закончила свой жизненный путь Лидка, страшно закончила. Обиднее всего, что не по своей вине. Просто прислонилась к этому богатенькому, а не подумала, что живут они по волчьим законам и грызут друг друга как волки. Бешеные деньги без крови, видать, не даются. Вот и угодила Лидка в самую разборку. И умерла, как в насмешку, в свой день рождения. Ровно тридцать один прожила – день в день, будто нарочно подгадала.

Марина на похоронах была, а на поминки не пошла – не смогла. Хотелось одной побыть. Скверно и пусто было у нее на душе, гадко, как на проселочной дороге в осеннюю слякоть. А еще Марине было стыдно, что горюет она не о подруге, а о себе, оказывается. Никому бы она в этом не призналась, а себе врать не хотела.

Лидке-то теперь все трын-трава. Покой и забвение. И не состарится она уже никогда, теперь ей ничего не страшно. Глупо, но Маринка опять ей как будто завидовала.

Ей-то еще жить, а что впереди? Распухшие ноги, морщины, расплывшаяся фигура, потускневшие волосы. Осточертевшая работа и водочка по выходным. И одиночество, что день ото дня все беспросветнее, и страх смерти пополам с горечью, что такая бестолковая вышла жизнь…

Со смертью подруги одиночество уже всерьез напомнило о себе. О семье хотелось бы помечтать, да что-то не получалось. Маринка, хоть и любила выпить, на жизнь смотрела трезво. Кому она нужна – цветок в пыли? Просто переспать – и то желающих не найти. Мужики в последние годы как-то помельчали, поредели и больше норовили при случае забраться в пивную, а не бабе под юбку.

Последний Маринкин хахаль не из таких был, но тоже с прибабахом. Правда, выбирать-то ей особо и не из кого было. А этот хотя бы не жмот был – денег не жалел, продукты покупал, водку самую лучшую, иногда подарки дарил. Не такие, как банкир, но тоже не мелочь какую-то, один раз даже цепочку Маринке купил золотую. Пил крепко, но головы не терял, держался как штык. И в любви был большой мастер, а за это женщина многое простить может. Одно плохо – редкий он у нее гость был. Заходил когда вздумается и всегда неожиданно. И так же неожиданно исчезал. На расспросы отвечал односложно – дела. Вроде бы работал он в автосервисе – так он говорил, но Маринка в этом сильно сомневалась. У тех, кто с моторами возится, руки вечно словно мазутом измазаны, дочиста не ототрешь, а у этого даже под ногтями всегда чисто, как у доцента. Хотя ладони и грубые, все в каменных мозолях. Да и мускулатура у него такая, что закачаешься. Не Шварценеггер, конечно, но что-то вроде этого.

Познакомились они случайно, на какой-то шумной свадьбе, куда Маринка и попала-то нежданно-негаданно, просто затащила одна подруга. Никого, кроме нее, там Маринка не знала, а этот подсел сам, представился Николаем, а минут через пять без всяких предисловий предложил отправиться к ней домой. Маринка опешила, но отказать почему-то не смогла.

С тех пор и пошло. Маринка, кажется, даже начала привыкать к этому странному неразговорчивому мужику, который хотя и оказался моложе ее на два года, но выглядел даже старше, настолько он был всегда серьезен и уверен в себе.

Николай никогда на эту тему не говорил, но при нем Маринка уже не рисковала встречаться с другими мужчинами. И это несмотря на то, что Николай иногда исчезал из ее жизни на три-четыре недели, а появляясь, даже не считал нужным что-то объяснять.

В каком-то смысле Маринка даже чувствовала себя с ним как за каменной стеной, таким он казался непрошибаемым и сильным. Николай ни разу ее не обидел, что тоже было для Маринки немного удивительно. В этом была неведомая ей прелесть новизны. Правда, она не давала для этого поводов, но прежние ее дружки и в поводах не нуждались.

Иногда Маринка даже позволяла себе изливать в присутствии Николая душу, делилась сомнениями и мечтами. Обычно это происходило после бурных любовных упражнений и давало ей иллюзию общения, родства душ. Николай выслушивал ее терпеливо, никогда не перебивал, но редко подхватывал разговор. Он вообще не любил трепать языком. Однажды Маринка даже набралась смелости и спросила Николая, не работает ли он в каких-нибудь спецслужбах. В душе она уже не сомневалась в этом.

Тогда она впервые услышала, как Николай смеется. Почему-то ее вопрос страшно развеселил его. Он смеялся минут пять, она даже слегка обиделась. А Николай, заметив это, ласково потрепал ее по обнаженному плечу и проговорил:

– Ты думаешь, если баба работает на панели, то она непременно скажет об этом мужу?

Что он имел в виду, Маринка так до конца и не поняла, но подозрения насчет того, что Николай фээсбэшник или того хлеще, еще больше в ней укрепились. Это все объясняло – и его долгие отлучки, и постоянное молчание, и ощущение силы, которое столь явственно от него исходило.

Теперь вот он опять пропал, а Маринке без него было совсем тошно. А ведь Николай не мог не знать про жуткое убийство, об этом гудел весь город. И о том, что Лидка – лучшая ее подруга, он тоже знал. Маринка сама ему рассказала в хорошую минуту.

Намекнула, что завидует белой завистью. Намекнула с расчетом, а вдруг это наведет Николая на мысль о браке. Правда, пример был не совсем удачным – Шапошников был Лидке далеко не мужем, но в своих рассказах Маринка представляла его так, что получалось, будто почти и муж. И про пятьдесят тысяч выложила для эффекта, Лидка ей заранее похвасталась.

Николай выслушал хладнокровно, но выспросил все до тонкостей – и где Лидка живет, и когда у нее день рождения, и пригласила ли она Маринку отмечать знаменательную дату. Это у Маринки было самым больным местом – ясно было, что за одним столом с Лидкиным банкиром ей не сидеть. Дружба дружбой, а табачок врозь. Просто она собиралась на следующий день забежать – поздравить и подарить какую-нибудь безделушку, неважно какую. Чем она могла удивить подругу, которая запросто загребает по пятьдесят тысяч?

Вот и забежала. Этот день, шестнадцатое августа, она до самой смерти не забудет. Хорошо еще, она не видела всего. Говорят, там такое творилось! Мужики не выдерживали. Какого-то мента, рассказывают, прямо вырвало, как он все это увидел. Бедной Лидке просто полголовы снесли, будто из пушки стреляли, и ничегошеньки не осталось от ее красоты и молодости.