Роман Апрелев - Спасти Мейерхольда

– Я Савва. Милана моя девушка. Мы вам так признательны. С ней все будет хорошо.

– Как она себя чувствует? Она пришла в себя?

– Да, да. Спасибо вам. Мы ей рассказали, что это ваша помощь спасла ее.

– И что она? – как важен был этот ответ, как сильно желание услышать невозможное.

– Мы с ней поговорили и решили отблагодарить вас, как следует. Вот, примите от нас с самыми теплыми пожеланиями.

Смущенно улыбаясь, Савва протянул конверт. Апрелев чуть было не взял его. Но нет, это же не письмо. Он с силой сжал зубы, губы сами презрительно съежились. Он с отвращением смотрел на бумажный пакет, который держал в руке другой . От этого светлого прямоугольника нельзя было оторвать глаз, как от головы Медузы горгоны. Хотелось ударить по руке, плюнуть в лицо и дать волю ботинкам на жесткой подошве.

– Извините, вы обознались! – холодно выжал из себя Роман и поспешил прочь.

– Послушайте, вы же Роман?

– Нет, я Василий. Роман уехал в Антананариву. Там невиданная пурга – климатическая аномалия. Он поехал снимать репортаж для мадагаскарского телевидения. Зайдите через год – его все равно раньше не выпустят.

Апрелев почти бегом удалялся. Только через несколько минут он опомнился и понял, что идет в противоположную от остановки сторону. Роману почему-то захотелось узнать, сколько же денег ему предлагали. Нет, он бы не взял даже очень большую сумму. Но хотелось узнать числовое выражение своему поступку. Возможно, эффектнее было бросить купюры в лицо этому… как его… Старообрядческое имя еще такое… Да, Савве. Апрелев вспомнил о Милане, представил, как они совещаются, отсчитывают деньги. Врезать бы этому дереву! Но туя не виновата.

Наступило девятое число. Кругом гуляли праздничные люди. Роман сел в маршрутку. За окном все те же виды. Этот город следовало бы назвать Долгоград. Но лысый автор его названия был нетерпелив: подбирая первую букву, он остановился на «В» и не пожелал дойти до столь близкой «Д». А ведь это было бы точнее. Да, город протянулся вдоль Волги на все свои 90 километров. Впрочем, точную длину Волгограда практически никто из его жителей не знает. В прессе постоянно приводятся разные числа: от 70 до 120 км. В общем, масштабы обычно зависят не от реальных сведений, а от скромности воображения автора. Итак, город протянулся вдоль Волги, в честь которой и назван. Но увидеть реку можно далеко не из каждого дома. А вот ощутить на себе бесконечность волгоградских дорог – это суждено каждому обитателю кирпичных и блочных кварталов. Апрелев вспомнил детскую мечту. Ему тогда приходилось ездить черт-те куда в музыкальную школу. Саму «музыкалку» он ненавидел всей душой – в то время как раз стали модны разговоры о душе. У десятилетнего мальчика она была не для того, чтобы печься о ее спасении, а чтобы было чем ненавидеть баяны. По принципу сходства антипатия распространялась и на гармонь и аккордеон. Да и к музыке вообще появилась неприязнь. Про передачу «Играй, гармонь!» и говорить не стоит. А ведь все началось с того, что у маленького Ромы была игрушечная гармошка, которую он любил растягивать в разные стороны, подражая деду, который наяривал на баяне. Взрослые решили, что ребенок хочет стать музыкантом. Странно, когда мальчишки играют в «войнушку», родители почему-то не впадают в уверенность, что их чада мечтают пойти в армию или готовятся к профессии наемного убийцы. В общем, Апрелева в семь лет отдали не только в обычный первый класс, но и в музыкальную школу. Ему купили красивый, выполненный под красное дерево баян фирмы «Мелодия». В первые же дни поняв, что заниматься музыкой совсем не интересно, Роман невзлюбил свой инструмент. Когда кто-то из подвыпивших гостей случайно задел баян и тот грохнулся с метровой высоты на пол, Рома радостно подбежал к инструменту, раздвинувшему свои меха, похожие на ребристую спину дракона. Мальчик надеялся, что от падения в механизме что-то сломалось, что больше из этой машины нельзя извлечь ни звука. Но баяну было хоть бы что. Дабы нерадивый ученик не отлынивал от занятий, его раз в день на час засаживали за баян и завязывали сзади ремни. Однако ребенок был худой и гибкий. Если родители уходили на этот час в магазин или еще куда-то, Рома с проворством Гарри Гудини вылезал из ремней и шел читать или смотреть телевизор. Как только в замке начинал скрежетать ключ, мальчик кидался обратно. Дверь открывалась – он уже сидит и играет гаммы.

Так вот, ездить на уроки сольфеджио или по специальности приходилось довольно далеко, поэтому Апрелев мечтал, чтобы появилась какая-нибудь черная или желтая – цвет не принципиален – дыра. Заходишь в нее – и ты уже там, где надо. Вот и сейчас возникло то же тоскливое желание внедорожного чуда. Но впереди был еще не один десяток километров.

Роман достал из сумки Плиния-старшего. Разумеется, не самого его, а томик его «Естественной истории». «Раз нет у меня машины времени, чтоб вырезать этот час в дороге, буду становиться умней и образованней, – решил Апрелев. – А лучше б, конечно, кто-нибудь изобрел эту машинку. Намного полезнее той, ерунды, на которую бездумно тратят каждый год сбережения Нобеля. Хоть самому берись! Хм, впрочем, глаз читающего – это тоже машина времени. Спускаясь по страницу, взгляд отвоевывает у неведомого будущего строку за строкой. Зрительным пробегом слева направо отправляет слова и фразы в известное прошлое. Красиво сказал? Красиво. Жаль, никто не услышал и не записал за мной. И для кого, спрашивается, старался?» Это размышление немного развлекло Романа. Впрочем, тут же нашелся еще один «минус»: единственная симпатичная девушка в маршрутке захотела сойти:

– Остановите на «штанах»!

«Штаны» – это народное название дорожной развилки. Вторая Продольная улица раздваивается в этом месте на две асфальтированные «штанины». А на самой промежности расположился пост ДПС. Девушка открыла дверь. Пассажиры тут же привычно скосили глаза на ее поясницу, чтобы посмотреть, не вылезут ли из-под джинсов трусы.

На Мамаевом кургане сновали в разные стороны люди в пиджаках. Солидные дяди, старательно делающие карьеру в политике, состоящие в партиях, занимающие посты, постоянно вытирали лица платками, но не снимали пиджаков. У волгоградского бомонда были красные лица и потные ладони. Впрочем, ладони тоже были красные, а лица – тоже потные. Апрелев с Пашей Рожковым были одеты легче. К тому же оператор с утра успел заправиться пивом, исправив себе настроение. Паша уверял, что умеет снимать «на автомате». Выступали разные чиновники. Роман раздраженно отмечал неправильные ударения в их речи. «Видимо, грамотных в партию не пускают, ведь партия – это коллективный разум, коллективная совесть. А зачем там думающие?»