Галина Голицына - Дьявол – это женщина

– А вот мы политику водичкой-то и разбавим! – захохотал шеф, очень довольный неожиданным каламбуром. – Звони, Лёша, в типографию, в ногах валяйся, проси подождать, пока перемакетируем. Всё. Диспут окончен. Все свободны, всем – спасибо.

Мы выскочили из августейшего кабинета, словно из настоящей парилки, и понуро побрели по рабочим местам.

Чан Кайши сидел в том же крыле, что и шеф, потому очень быстро нас покинул.

Мне совсем не хотелось к себе в отдел, где меня некому было утешить, или к прочим «мадамкам», как изволил выразиться шеф, и я поплелась за Алексеем в его каморку.

У него настроение было паршивое, а у меня и настроения-то никакого не было, только желание – пойти и утопиться. А, ну да, утопиться мне, сильной пловчихе, нечего и мечтать. Разве что с камнем на шее… А надёжнее всего – повеситься.

– Что, Жанна д'Арк, выпросила себе на орехи?

Вот, я же так и знала, теперь я из обычной Жанки превращусь в Жанну д'Арк!

– Что мне делать, Лёш? Неужто правда писать о водопроводе?

– Не ной, сейчас что-нибудь придумаю. Чёрт, так ведь и первую полосу перевёрстывать! Там же анонс на твою жизненную позицию, – спохватился он.

– Давай я сбегаю к компьютерщикам, скажу им, что именно переделывать, – горела я желанием подлизаться.

– Погоди, я сам ещё не знаю, что переделывать, – бурчал Лёшка, роясь в своих допотопных папках с тесёмочками.

Заглянула Лариса с дымящейся чашкой, спросила с порога:

– Сахарку не найдётся?

– Ой, Лорка, до того ли? – запричитал Лёша.

– Случилось что?

– Да Жанка, дура, в политические обозреватели рвётся, прямо спасу нет, а я, даун, потакаю!

– И что? – заинтересовалась Лариса.

Она протиснулась между мною и стеной, уселась на свободный стул и стала прихлёбывать свой несладкий чай.

Лариса – девушка крупная: и высокая, и статная, и ногастая, к тому же необыкновенно подвижная и громогласная. В редакции её зовут Лорка-кобылица. Очень метко, на мой взгляд. Она действительно производит впечатление молодой норовистой кобылицы, которой вроде бы и хочется отбиться от нашего скучного табуна, а вроде бы и боязно.

Кудрявую свою гриву, светлую от природы, она красит зачем-то в абрикосовый цвет. На мой взгляд, родные светло-русые волосы украсили бы её намного больше, но сама она так не считает. Что ж, на вкус и цвет товарища нет, я в стилисты к ней не набиваюсь.

Деваха она неплохая, но чересчур напористая. Талантом её, правда, бог обидел, зато самомнения дал с избытком! Уж если она за что-то берётся, то берегитесь все! Преград для неё не существует, она сметёт любого и даже не заметит этого. Не нравится? А не становитесь на пути!

Когда Лариска рысью несётся по коридору, люди шарахаются в сторону и жмутся к стенкам, чтобы ненароком не попасть ей под копыта, а Лёша заворожено смотрит вслед и шепчет: «Летит, летит степная кобылица и мнёт ковыль!..» И я никогда не могу понять, восхищается он или насмехается.

– Тебя в самом деле в политику потянуло? – улыбнулась мне Лариска.

– Да так, слегка, – смущённо улыбнулась я в ответ.

– Зря. Женщину такое хобби не украшает.

– Да я вроде бы деньги за статью получить собиралась. А тогда это уже не хобби, а работа. Тогда, наверное, можно? – предположила я.

– И много денег? – деловито осведомилась практичная Лорка.

– Гонорар. Как обычно.

– От кого?

– От главного редактора. А он велел Лёше мою статью совсем выбросить.

– А про кого статья-то?

– Про Данилова.

– Опять? Сдался он тебе… Так я не поняла – ты что, от себя лично, что ли? Никто не заказывал?

– Нашёл! – радостно выкрикнул Лёшка, потрясая тетрадным листочком в клеточку. – Письмо ветерана, размышляющего о судьбах Родины.

– А на кой оно нам? – удивилась Лорка.

– Так поставить вместо Жанкиной статьи.

– Маловато будет, – усомнилась я. – И половину дыры не закроет.

– А мы шрифт сделаем покрупнее.

– Как в букваре?

– Да, ты права… Что ж, придётся к этому письму комментарий писать. Кому бы поручить?..

– Поручи мне, Лёшенька, – вызвалась деятельная Лариса. – Прошлые материалы все посдавала, новых заданий ещё не получила, прямо изнываю без работы.

– Везёт же… – вздохнул Лёша. – А я вот изнываю от головной боли. Сегодня синоптики смену циклона на антициклон накаркали, так я с утра больной на всю голову.

– И чего ты сразу мне не поручил? – удивилась Лорка. – Давай я письмо отдам в набор, а сама пока комментарием займусь. Кому потом показать? Тебе?

– И мне, и Андрюше – на всякий случай. Он, я думаю, теперь лично будет контролировать каждый материал, особенно о выборах. Чёрт, как голова-то болит, в самом деле!

– Ты полежи, а я всё сделаю, – засуетилась Лорка. – Что ещё надо?

– Ещё надо переверстать первую полосу, снять анонс Жанкиной статьи, сунуть на это место ветерана, позвонить в типографию, чтобы не запускали эти полосы в работу, ждали новых…

– Всё сделаю, не изволь беспокоиться! Таблеточку прими и полежи.

Она схватила письмо ветерана и рысью помчалась по коридору. По направлению удаляющихся шагов мы поняли, что двинула она в сторону компьютерщиков.

– Так. Хоть это с себя свалил, – потёр Лёша лицо руками и смачно потянулся, извиваясь всем туловищем. – Терпеть не могу переделывать хорошую работу. Труда своего, понимаешь ли, жалко.

– Своего-о-о? А я думала, моего… – совсем скисла я.

– Ну, и твоего, конечно, тоже. Но своего жальче. Своя рубашка, сама понимаешь…

– Так ведь и мне моя рубашка… – стала я торговаться.

– Ох, да невелик труд – раскритиковать претендента. А зло хочешь на ком-то сорвать – сходи на концерт, раскритикуй исполнителя. Шеф, помнится мне, велел тебе заниматься строго культурой, а не вертеть головой направо-налево!

– Лёша, ты разве забыл нашего хорошего знакомого Лесика и неадекватную певичку, собачьего парикмахера?

– Ну, помню… И что?

– А то, что тогда я даже не пыталась критиковать, наоборот, рекламу ей делала, и то едва в живых осталась! А ты говоришь – раскритикуй… Опасное это дело, дружок.

– Ну да, ну да, – с готовностью закивал ответственный секретарь. – Критиковать артистов – дело опасное. А критиковать методы работы городского руководства – это что-то вроде увеселительной прогулки: весело, увлекательно и совсем не опасно, да? Сказано тебе – не высовываться, значит, сиди и не высовывайся! Ты вообще-то кто такая есть? Никто, ничто и звать никак. Твоё дело – старших слушаться. Усекла?

– Лёш, а может, мне к конкурентам нашим переметнуться? – спросила я. – Может, там во мне увидят специалиста, журналиста, человека?

– … спортсменку, комсомолку, отличницу! И тут же поручат писать о каком-нибудь здравоохранении или о пенсионной реформе. А хрен, как известно, редьки не слаще. Писать о пенсиях и поликлиниках, поди, во сто раз скучнее, чем о культуре. Или нет?