Людмила Басова - Бог любит троицу

Машина довезла Алишера почти до блиндажа, где окопалась чеченская группа разведки, и тут же, развернувшись, уехала. Ему осталось только пройти вверх по узкой тропинке метров двести. О его приезде бандиты были проинформированы по рации, зато самого Алишера встреча с ними озадачила. Отправляя его в Чечню, Эсса пояснил – там трое наших ребят. Пошутил: группа интернациональная – чеченец, турок и дагестанец. Все трое прошли огонь и воду. И хотя двое из них наймиты, – впрочем, как и ты, добавил он, – положиться на них можно. Таким терять нечего.

В блиндаже, однако, находилось четверо мужчин и мальчик лет четырех, что было уж совсем неожиданно. Троих он определил сразу: чеченец, как большинство из них, чисто говорил на русском, дагестанец – с акцентом, а турок совсем плохо. Четвертый сидел у входа в блиндаж, в углу, куда почти не доходил свет керосиновой лампы, лицо его было изуродовано, и Алишер не сразу разглядел, что одного глаза у него не было – только вывернутое красное веко. Что-то знакомое померещилось ему в этом странном человеке, но как ни напрягал память, вспомнить это лицо не смог. А ведь забыть такое невозможно. Значит, когда он видел этого человека, а может быть, и в знакомстве с ним состоял, лицо его было другим. Надо бы вспомнить… Заметив пристальный взгляд Алишера, боевик выскользнул из блиндажа.

– Эсса вроде бы сказал, что вас трое. Кто четвертый? И как сюда попал ребенок? – обратился Алишер к чеченцу Асланбеку, но тот не успел ответить, как затараторил турок:

– Это шайтан, настоящий шайтан. Ему полковник нужен, убить его хочет… Он всех русских убивает, особенно, если милиционер. Мальчика он привел. Шайтан… Уйдет, придет…

– Ты деньги привез? – перебил турка Асланбек.

– Да. Вон, в рюкзаке.

О том, что они фальшивые, умолчал.

– Хорошо. Кто будет встречаться с полковником и передавать деньги?

– Я.

– Тебя что, командиром назначили? Эсса такого не говорил. А ситуацию я сейчас объясню. Этот шайтан, как его турок называет, действительно какой-то чокнутый… Притащил мальчишку, говорит – это внук полковника. За его возвращение, говорит, полковник выполнит все, что надо, без денег. Деньги вы, говорит, между собой поделите, а мне только полковник нужен. Мы, конечно, на это повелись – миллион на троих очень неплохо, и дело было бы сделано. Но такой облом получился… Связались по рации с полковником, а он кричит: нет у меня никакого внука… И вот теперь непонятно: то ли этот шайтан что-то напутал, хотя клянется, что знает всю семью полковника, и это его внук, то ли этот собака-предатель ради денег от своей крови отказывается.

Пока он говорил, одноглазый успел вернуться и опять сел в затененном углу.

– Что же теперь делать с этим ребенком?

– Убить придется. А куда с ним, в бой, что ли? Здесь скоро так жарко будет – все равно живым не останется.

– Сразу не надо убивать, – возразил турок. – Мальчик хороший, красивый… Можно пользоваться.

Все оживились, но посмотрели на Алишера, словно спрашивая согласия.

– Он слишком маленький, – Алишер старался говорить как можно спокойнее. – И вообще я не люблю мальчиков в таком деле…

– Маленький? – турок, явный педофил, разволновался не на шутку. – Таких раньше в гарем брали и пользовались ими долго. Вот тут – он дотронулся до своего паха, – чик-чик делали, отрезали, что не надо, потом борода не росла, усы не росли… Мальчик долго молодой, сладкий…

Асланбек не то, чтобы поддержал турка, скорее просто окрысился на Алишера:

– Мальчиков он не любит!.. С наше поживешь в горах, без баб – козу полюбишь. Мы вообще не знаем, откуда ты явился – командуешь тут… И с деньгами еще не решили. Вдруг полковник одумается, свяжется по рации. Время у нас пока есть.

– Нет уже у вас времени, – ответил Алишер.

Асланбек вскинул голову, в глазах его запоздало мелькнуло понимание. Он потянулся было за «калашниковым», но Алишер опередил: не в вставая, опустил ствол автомата и уложил всех троих одной очередью – Асланбека первого, потом дагестанца и турка. Но четвертого, одноглазого, достать не успел – он тенью метнулся к выходу из блиндажа и исчез. Не видно было и мальчика. Но едва Алишер хотел броситься вдогонку за одноглазым, как вдруг услышал тихие всхлипывания. Черт с ним, с одноглазым. Алишер стал в неверном свете керосиновой лампы обыскивать помещение. Оказалось, мальчик зарылся в куче старых бушлатов в углу блиндажа.

«Это хорошо, что он только слышал выстрелы, но не видел самого убийства», – подумал Алишер, споткнувшись о слово «убийство». Но тут же отдернул себя: зачем лукавить? Да, он убил врагов, защитил ребенка, возможно, спас жизни милиционеров, которых подставил бы полковник… Но раньше расстреливать вот так, в упор, не в бою, ему еще не приходилось, и от этого как-то нехорошо было на душе.

Но куда ему самому девать мальчика? Как идти с ним к полковнику, время встречи с которым уже приближалось? Под навесом стоял старый УАЗик. Посмотрел – машина открыта, ключ зажигания на месте. Это хорошо. Завернув тела убитых в брезент, которым, видимо, накрывали крышу во время дождя, волоком вытащил их из блиндажа и спрятал в ближайших зарослях.

Потом взял мальчика на руки, укутал, пытаясь согреть и успокоить. Мальчик уснул, и это тоже порадовало его. Может, что-то сотрется в его детской памяти. Когда пришло время ехать, положил ребенка в машину, укрыл теплым бушлатом. Мальчик продолжал спать.

До места, где должна была состояться встреча, Алишер не доехал: дорога оказалась завалена камнями. Видимо, накануне сошел мощный оползень.

Закинул на спину тяжелый рюкзак, повесил на плечо автомат, разбудил мальчика:

– Пойдем, малыш, нужно немного пройти пешком.

Тот послушно протянул ему руку, и они пошли по дороге, пробираясь через завалы, но вскоре мальчик устал. Он не пожаловался, а просто остановился и заплакал. Алишер взял его на руки.

«Гарун бежал быстрее лани…» – всплыла в памяти лермонтовская строчка. Некстати всплыла, потому что Алишер вовсе не бежал, а еле-еле шел, передвигаясь все медленнее и медленнее. Какой неудачный у пацана возраст, – рассуждал сам с собой Алишер. И идти долго не может, и тащить тяжело. Ладно, хоть бы разговаривал. А то молчит, как истукан. Как зовут – и то невозможно добиться, хотя на дебила не похож. Взгляд у него не детский, почти по-взрослому серьезный. Может, шок от пережитого? Но ведь то, что Алишер его спас, должен понимать?

Идти становилось все труднее. Горы вокруг были чужие. В Таджикистане они практически лишены растительности, лишь у подножия растут миндаль и кусты фисташек, да по весне вспыхивает алая россыпь маков и тюльпанов, такая густая, что почти не видно зеленой травы. А выше только скалы до самых снежных вершин. Прятаться там практически негде, и ходить по крутым склонам тяжелее. А здесь, в Чечне такие заросли, что спрятаться и затаиться от случайно (или неслучайно) появившихся бандитов легче легкого. И все-таки это чужие горы.