Чингиз Абдуллаев - Покушение на власть

Богемский промолчал. А Машков поддержал генерала Полухина.

– Я тоже слышал про Вольфа, – вставил он, – и думаю, вы правы, Алексей Николаевич. Мне рассказывали о его удивительной судьбе. Еще совсем мальчиком он приехал к нам в страну и получил советское гражданство вместе с родителями. Его отец поехал сражаться в Испанию, он был врачом. А потом их эвакуировали в Алма-Ату. Вы знаете, с кем они вместе туда поехали? С Анной Ахматовой. Можете себе представить? Сохранились воспоминания Вольфа об этом периоде его жизни.

– Между прочим, Бродский тоже был знаком с Ахматовой, – заметил Богемский, – что не помешало ему уехать из нашей страны и не вернуться, когда ему предоставили такую возможность.

– Вы еще и Бродского вспомнили, – улыбнулась Нащекина. – А он любил Ленинград. Вы помните его стихи «На Васильевский остров я приду умирать».

Дронго, любивший стихи Бродского, улыбнулся ей в ответ. Богемскому такое вмешательство очень не понравилось, но он не стал спорить.

– Он умер в Америке, а был похоронен в Венеции, – сухо и немного ревниво напомнила Чаговец. Она видела, как относятся мужчины к ее более симпатичной коллеге. И вступилась за Богемского.

– И на этом основании его можно считать предателем? – весело поинтересовался Машков. – Вам не кажется, что Бродский уже давно стал такой величиной в мировой культуре, что нам не стоит обсуждать его поведение.

– Я только хотел заметить, что знакомство с Ахматовой не сделало из него патриота, – ответил Богемский.

Дронго не хотел вмешиваться, понимая, что лучше молчать. Но Нащекина не стала молчать.

– Иногда я начинаю понимать, почему Бродский не вернулся обратно, – негромко сказала она. Но так негромко, чтобы ее услышал Богемский.

– В вас по-прежнему сидит сотрудник Пятого Управления, – мягко заметил Полухин, обращаясь к Богемскому, – вы ведь тогда курировали деятелей культуры и литературы?

Пятое Управление КГБ СССР занималось вопросами творческой интеллигенции, идеологии и диссидентами. Позднее оно было переименовано в Управление защиты конституционного строя. Сотрудники Первого Главного Управления КГБ СССР, то есть специалисты из внешней разведки, традиционно не любили своих коллег из Второго Главного Управления, из контрразведки. Но еще больше не любили сотрудников Пятого Управления, многие из которых занимались, по их мнению, внутренней цензурой, что соответствовало действительности.

– А вы считаете, что все было правильно? – разозлился Богемский. – Они развалили страну, растащили по частям, подорвали наш строй, отрицали наши ценности. И я теперь должен делать вид, что ничего не произошло?

– Хватит, генерал, – поморщился Машков. – Вам ведь около пятидесяти. Откуда такая непримиримость? Мы сейчас заняты своим делом, а подобные чувства только мешают установлению истины. – Чтобы перевести разговор на других кандидатов, он снова обратился к Полухину: – А других двоих вы знаете?

– Я о них только слышал. Виммер, по-моему, был специалистом по диверсионной работе, а Гейтлер – руководитель аналитического управления. Он часто работал с нашими сотрудниками, особенно с четвертым отделом, занимавшимся немецкой проблематикой, и с двумя управлениями ПГУ.

– Какими?

– Управлениями «Т» и «Р». Первое занималось активными действиями за рубежом, второе – оперативным планированием и анализом.

– Серьезная рекомендация, – заметил Машков. – Нужно найти людей, которые работали с Виммером и Гейтлером.

– Гейтлера можно исключить, – неожиданно сказала Нащекина.

– Он тоже вырос у нас? – нехорошо улыбнулся Богемский.

– Как ни странно, да. Родился в Советском Союзе, кажется, в Уфе, в сорок втором.

– Он, наверное, вырос вместе с Пастернаком, – зло пошутил Богемский. – И по этой причине мы должны его тоже исключить из списка подозреваемых?

– Ценю ваше чувство юмора, – заявила Нащекина, – но причина гораздо более прозаичная. По нашим сведениям, он погиб. Попал в автомобильную аварию. Его машина свалилась с моста.

– Когда это произошло? – заинтересовался Машков.

– Тридцатого октября, – ответила Нащекина, – мы все проверили. У него был старый автомобиль. Случился сердечный приступ, и машина свалилась в реку. Автомобиль достали, труп опознали. Провели вскрытие, все подтвердилось. Ему было уже за шестьдесят.

– Тогда нужно исключить его из нашего списка подозреваемых, – согласился Машков.

– Не нужно, – вдруг подал голос Дронго.

– Что? – все повернулись в его сторону. Многие уже привыкли, что он молчит, не вмешиваясь в общие разговоры.

Богемский нахмурился. Он вообще считал, что этого постороннего человека нельзя пускать на столь ответственные совещания. К тому же этот тип мог узнать детали работы совместной группы, о которых никто не должен был знать.

– У вас есть какая-то своя идея? – неприятным голосом осведомился Богемский.

– Такие совпадения случаются очень редко, – пояснил Дронго, стараясь не обращать внимания на недовольство генерала из Службы Безопасности, – или вообще не случаются, когда речь идет о таких профессионалах.

– Поясните, пожалуйста, – попросил заинтересовавшийся Полухин.

– Посмотрите, что получается. Второго октября Уорд Хеккет отказывает некому пану Дзевоньскому. Двадцать седьмого октября офис Хеккета получает своеобразную «посылку» в виде бомбы. Они считают, что Хеккет должен умереть, но он всего лишь тяжело ранен, по версии самого Уорда Хеккета. Тридцатого октября, ровно через три дня после этого, погибает генерал Гейтлер. А еще через несколько дней в госпитале святого Георга убивают двойника Хеккета. Они могли пойти на такое только в том случае, если вопрос с преемником Хеккета уже решен и они готовы рискнуть, чтобы заставить опасного свидетеля замолчать навсегда.

– У тебя все? – спросил Машков.

– Нет, не все. Если учесть, что Гейтлер родился в России и должен знать русский язык, как родной немецкий, то это уже очень интересный факт. Насколько я сумел понять, он еще является и крупным специалистом в области анализа информации. Я думаю, что он может быть тем самым профессионалом, которого мы пытаемся вычислить. Нужно срочно лететь в Германию и выяснять все на месте.

Машков посмотрел на остальных офицеров, сидящих за столом. Все молчали, никто не стал возражать. Даже Богемский.

– Предлагаю проверить, – сказал Машков в полной тишине. – Отправить нашего эксперта вместе с полковником Нащекиной в Берлин для проверки этой версии на месте. Вы ведь хорошо владеете немецким языком, Эльвира Марковна?

– Да, – кивнула она.

– Тогда решили. Завтра вылетите в Берлин.

– Завтра суббота, – возразила Нащекина. – Может, лучше послезавтра? Мы успеем ознакомиться с его личным делом.