Борис Акунин - Гром победы, раздавайся!

«Романтическую пару» взяли быстро и тихо, едва «Бычок» скрылся за излучиной реки. Минуту спустя офицеры и шестеро жандармов (остальные сторожили арестованных) уже взбегали по трапу «Молнии». Чуть-чуть задержал Козловский – он был хром. Еще через полминуты катер взбил винтом воду и понесся вперед.

К исходу первой версты буксирчик снова попал в зону видимости. Стало возможно вести наблюдение в бинокль.

– Похоже, команда не участвует в затее, – отрывисто делился с начальником выводами Алексей. – Шкипер – его зовут Трофимыч – не озирается, дымит трубкой. Матросом у него внук. Кажется, Степкой звать. Тоже спокоен, поплевывает за борт.

– Как это ты в бинокль разглядел, что они Трофимыч и Степка? – заинтересовался Козловский.

– Я знаю всех, кто работает на пристани. Изучил. Парнишка – рыбацкий сын, сирота. Кроме деда никого нет. Буксир их собственный. Жили бы неплохо, если б Трофимыч пил поменьше.

На это князь философски заметил:

– То же самое можно сказать обо мне. Зачем я вчера не остановился на второй бутылке? Не трещала бы башка…

– Черномор оглянулся. Заметил, – прервал Романов. – Снова оглянулся. Заподозрил! Эй, самый полный!

«Молния» прибавила ходу. Расстояние быстро сокращалось.

– Близко к мосту его подпускать нельзя. – Подпоручик не замечал, что от нетерпения колотит свободной рукой по борту. – Черномор – дядя решительный. Может подорвать себя вместе с опорой, взрывчатки у него с избытком. Но, если мы его догоним посреди реки, скорее всего сдастся. Что ему зря погибать? Может, конечно, мешок в воду кинуть, но это ничего. Водолазы найдут.

– Молодец, – похвалил князь, ловко закуривая на ветру. – Всё продумал, всё предусмотрел. А помнишь, каким сосунком я тебя подобрал?

На буксирчике тем временем произошло вот что: диверсант спрятался за рулевую надстройку, наставил на деда с внуком револьвер. Его рот беспрестанно шевелился. Должно быть, угрожает, требует увеличить скорость.

– Команда ничего не знала, так я и думал…

В бинокль было хорошо видно искаженное страхом лицо мальчишки. Не Степка, а Санька, вспомнил подпоручик. Двенадцать лет ему. А живут они в Матросской Слободке.

– Теперь не уйдет. Предлагай сдаться.

Козловский совал рупор. Между «Молнией» и «Бычком» оставалось полсотни шагов. Вдали, верстах в полутора, показался ажурный контур моста.

– Эй, на бригантине! – весело и зло заорал Алеша. – Спускайте штандарт! Все равно не уйдете!

Усиленный медным раструбом голос раскатился по простору.

Как и предполагалось, Черномор схватил мешок – собрался выкинуть за борт перед арестом.

– Пожалуйста, не надо! – еще дурашливей крикнул подпоручик. Настроение у него с каждой секундой становилось все чудесней. – Все равно достанем! Отдадите сами – будем давать в камеру папиросы!

Про Черномора было известно: единственная его слабость – заядлый курильщик.

Как ни странно, подействовало. Мешок снова лег на палубу. Шпион устало вытер рукавом лоб, опустил руку с револьвером.

Князь восхищенно фыркнул у Романова за спиной:

– Ну ты, Лёшка, психолог!

Потом фыркнул еще раз – как-то очень уж громко. Алексей удивленно обернулся. Фыркнуло еще раз. Это был не подполковник – звук доносился откуда-то снизу.

Вдруг двигатель затих. Некоторое время катер по инерции еще рассекал волны, но скорость стала снижаться.

– Капитан!!! – в ужасе завопил Романов. – Вы с ума сошли! Что с мотором?!

Из трюма высунулась белая физиономия.

– Виноват… Сейчас разберемся… Новейший американский дизель… Не приобыклись…

– Я вам дам «не приобыклись»! Я же спрашивал, проверили или нет?!

– Проверили, а как же, – лепетал капитан «Молнии». – Всё было в порядке…

В общем, произошла настоящая, форменная катастрофа.

Подпоручик обернулся на удаляющийся «Бычок», приставил к глазам бинокль.

Увидел – крупно – лицо Черномора. Шпион догадался, что произошло, но его черты выражали не радость, а смертную тоску. В первый миг Романов не понял, что это означает. Потом сообразил…

– Он возится в мешке! Кажется, что-то поворачивает! – кричал Козловский. – Лёша, он хочет взорваться вместе с мостом!

Руки Алексея задрожали. В окуляре мелькнула плачущая веснушчатая физиономия Саньки.

– Прыгай за борт! Может, выплывешь! – прошептал Романов. Хотя какое там «выплывешь». До берега далеко, вода плюс десять…

– Делать нечего, – схватил его за плечо Козловский. – Командуй «огонь»!

– Все наверх! – закричал Алексей. – По буксиру целься!

Высыпавшие из трюма жандармы залязгали затворами, приложились.

До «Бычка» было уже больше ста метров, из «браунинга» палить – пустое дело.

Если бы Романов догадался опустить бинокль – тогда, может, и хватило бы решимости дать команду «пли!». Но в стеклянном кружке по-прежнему, будто пойманный в прицел, маячил конопатый Санька из Матросской Слободки.

– Ты что?! – выл Козловский. – Уйдут! Там ведь мост!

– А мальчик? Попадем в него. Или в мешок, а в нем взрывчатка… – постыдно лепетал Алексей.

Князь тогда скомандовал сам:

– Ребята, огонь! Пли!!!

Загрохотали карабины. Романов разжал пальцы – бинокль вывалился, качнулся на ремешке, ударил в грудь.

Через секунду на поверхности реки с треском распустился огненный бутон. В стороны полетели обломки, какие-то черные куски. Вскинулся дымный столб кипящей воды…

Потом у них с Козловским состоялся разговор, вспоминая который Алёша всякий раз мучительно краснел.

– Думаешь, мне мальчишку с дедом не жалко? – хмуро выговаривал ему подполковник. – Еще как жалко. Мне всех жалко. Но они так или иначе погибли бы. Только с ними сгинул бы и мост. А знаешь, что для нас сейчас значит этот мост? «Старик» (так в штабе называли командующего фронтом) меня третьего дня вызывал. Едет в Ставку. Будет добиваться санкции на наступление. А без моста армиям паралич. Ни подкреплений, ни боеприпасов. Понимаешь ты это или нет?

Романов убито ответил:

– Понимаю…

– Черта лысого ты понимаешь! – Князь покачал головой. – Как был студентом, так и остался… Это в частной жизни ты можешь руководствоваться сердцем. А тут обязан: сердце в кулак, слушать только разум. Ты ключевой сотрудник контрразведки фронта! На тебе ответственность за миллион человек. И даже больше – за судьбу России… Ничего не попишешь. Иногда приходится переступать через всё, чему нас учили в детстве. Через собственную душу! Иначе профессионалом не станешь. А если мы с тобой не будем в нашем деле профессионалами, то фрицы с австрияками нас переиграют. Они-то умеют руководствоваться умом, а не сердцем. И одолеют они не нас с тобой, не Лавра Козловского с Алексеем Романовым, а всех нас, Россию. И не будет больше России. Потому что эта война – на вылет. Либо их империи сгинут, либо наша. Запомни это.