Джон Ле Карре - Маленький городок в Германии

– Общепринятых мер много, – отозвался наконец Тернер, который стоял, опершись на радиатор отопления, и осматривал комнату. – И в такой стране, как эта, они по большей части легко выполнимы. Поставьте в известность полицию. Проверьте больницы, частные лечебницы, тюрьмы, приюты Армии спасения. Распространите его фотографию и словесный портрет, привлеките местную прессу. А затем я займусь его поисками сам.

– Поисками? Но как и где?

– Через других людей. С учетом его прошлого. Выясню возможные мотивы, политические связи, познакомлюсь с приятелями и с подружками, с другими его контактами. Узнаю, кто еще может быть замешан в деле, кто знал все, кто знал половину, кто владел хотя бы четвертью необходимой информации. На кого он работал, с кем встречался, каким образом осуществлялась связь. Явки, тайники. Как долго все это продолжалось. Быть может, выяснится, кто его покрывал. Это я называю поисками. Затем напишу рапорт: укажу виновных, наживу себе новых врагов. – Он продолжал изучать кабинет, и казалось, обычные вещи под его ясным, пристальным взором непостижимым образом изменились. – Это одна из возможных процедур. Но она, разумеется, осуществима только в дружественной нам стране.

– Большинство из того, о чем вы упомянули, здесь совершенно неуместно.

– Само собой. Ламли предупреждал меня об этом.

– Возможно, прежде чем начать действовать, вам лучше выслушать все заново непосредственно от меня?

– Сделайте одолжение, – произнес Тернер таким тоном, словно намеренно хотел вызвать раздражение у собеседника.

– Как я это представляю, в вашем мире секретность превыше всего остального. Она куда важнее прочих составляющих сути дела. Те, кто умеет хранить секреты, для вас друзья, а те, кто их выдает, – ваши противники. Здесь такой подход абсолютно неприемлем. На данный момент для нас куда важнее политические соображения, нежели вопросы соблюдения мер безопасности.

Тернер внезапно широко ухмыльнулся.

– То есть все как обычно, – сказал он. – Это просто поразительно.

– Здесь, в Бонне, перед нами в данный момент стоит только одна важнейшая задача: любой ценой сохранить доверие и доброжелательность к нам со стороны федерального правительства. Содействовать укреплению их позиций против нарастающей волны критики со стороны собственных избирателей. Коалиция крайне слаба здоровьем, и любой случайно занесенный вирус может погубить ее. Наша цель – помочь этому инвалиду. Утешить его, приободрить, иногда напоминая о грозящей опасности, и молить бога, чтобы он дотянул до создания Общего рынка.

– Какая милая картина. – Тернер снова смотрел в окно. – У нас есть всего один союзник, и тот держится лишь на костылях. Двое немощных из Европы поддерживают друг друга.

– Нравится вам такая картина или нет, но в ней заключена правда. Мы здесь словно играем в покер. Вот только наши карты всем видны, и у нас на руках нет никакой комбинации. Наш кредит доверия исчерпан, ресурсы близки к нулевым. И все же в обмен лишь на доброе к себе отношение, на улыбку с нашей стороны партнер делает ставку и вступает в игру. А мы способны лишь улыбаться. Все отношения между ПЕВ и федеральной коалицией держатся сейчас на этой улыбке. Вот насколько деликатно наше положение, оно полно загадок и рисков. Будущее всей Европы может быть решено через каких-то десять дней. – Брэдфилд сделал паузу, явно ожидая, что Тернер бросит ответную реплику. – Ведь отнюдь не случайно Карфельд выбрал следующую пятницу для своего сборища в Бонне. К пятнице наши друзья в немецком кабинете министров вынуждены будут принять окончательное решение, уступить французам или выполнить свои обязательства перед нами и остальными партнерами по Шестерке. Карфельд ненавидит идею Общего рынка и склоняется к сближению с Востоком. Короче, он склонен поддаться влиянию Парижа, то есть в конечном счете – Москвы. Устроив демонстрацию в Бонне и наращивая мощь своей кампании, он намеренно усиливает давление на коалицию в самый напряженный момент. Вы следите за моей мыслью?

– Да, я справляюсь с такими простыми понятиями, – ответил Тернер.

Большая цветная фотография королевы висела прямо над головой Брэдфилда. Ее герб присутствовал повсеместно: на синих кожаных креслах, на серебряном портсигаре и даже на блокнотах для записей, разложенных вдоль длинного стола, за которым проводились совещания. Создавалось впечатление, что монархия прилетала сюда первым классом, а потом забыла забрать полученные в пути подарки и сувениры.

– Вот почему я вынужден просить вас действовать с предельной осмотрительностью и осторожностью. Бонн – это деревня, – продолжал Брэдфилд. – Здесь господствуют манеры, точки зрения и масштабность мышления небольшого церковного прихода. Но эта деревня тем не менее является центром государства. И для нас ничто не имеет большего значения, чем доверительные отношения с хозяевами. Уже есть некоторые признаки, что мы дали им повод для обиды, хотя ума не приложу, каким образом нам это удалось. Их отношение к нам в течение всего лишь последних двадцати четырех часов стало заметно прохладнее. Мы находимся под наблюдением, наши телефонные переговоры постоянно прерываются, и у нас возникли сложности даже при официальных контактах с министерством в Лондоне.

– Хорошо, – сказал Тернер, которому это начало надоедать. – Я принял к сведению вашу информацию. Вы меня предостерегли. У нас под ногами зыбкая почва. И что же дальше?

– А дальше вот что, – резко бросил Брэдфилд. – Мы оба знаем, кем является Хартинг, или лучше сказать – кем он являлся. Бог свидетель, прецеденты уже были. Но чем более крупный акт предательства здесь совершен, тем сильнее вероятная неловкость нашего положения, тем более мощный удар окажется нанесен по доверию к нам со стороны немцев. Давайте рассмотрим худший из сценариев. Если окажется возможным доказать… Заметьте, я не считаю это неизбежным, но существуют все признаки такой вероятности. Так вот, если окажется возможным доказать, что посредством деятельности Хартинга в рамках посольства наши секреты на протяжении многих лет передавались русским – секреты, которые в значительной степени являются общими и для нас и для немцев, – то шок от подобного известия (пусть в долгосрочной перспективе ничего страшного и не произойдет) поставит под угрозу последний кредит доверия к нам. Подождите! – Он сидел за своим столом очень прямо, с выражением тщательно сдерживаемого отвращения на привлекательном лице. – Выслушайте меня до конца. Здесь присутствует нечто, с чем вы в Англии не сталкиваетесь. Это называется антисоветским альянсом. Немцы относятся к нему крайне серьезно, а мы очень рискуем, когда отмахиваемся от него: он все еще может сыграть для нас роль билета в Брюссель. Уже двадцать лет или даже дольше мы рядимся в сверкающую сталью броню их защитников. Причем мы успеваем за это время обанкротиться, сами выпрашиваем у них кредиты, валюту, склоняем к торговым соглашениям. Мы даже порой… несколько вольно интерпретируем свои обязательства перед НАТО, и когда начинают говорить пушки, можем прятать голову под одеяло – наши лидеры способны и на столь низкие поступки.