Николай Старинщиков - Прокурорская крыша

Тот понял с полуслова. Время не ждет. Оно уходит безвозвратно, и с каждой секундой приходит в себя браконьер.

Лушников подошел к задержанным.

– В молчанку сыграть надумали? – спросил. – Ну, молчите тогда… Но я должен вас предупредить: сейчас будет море крови… Океаны страданий. Потому что я за себя не ручаюсь. – И к Прянишникову? – Где у нас?…

– Что?… – не понял тот.

– Сыворотка правды.

– Так это – в машине же всё лежит… Но у нас нечем ее разбодяжить!

Лушников обвел местность взглядом, уперся в ручей с мутной весенней водой.

– Нечем, говоришь?! Разбавить?! – крикнул он. – А это у нас что?! Не вода?!

– Надо бы вскипятить… Дело в том, что бактерии…

– Обойдутся! – оборвал его майор. – Несите мне хоть из лужи. Разбавим и вколем сразу по кубику, запишем показания… – И к задержанным: – Кто не сдохнет – тот, без сомнения, останется жить. Некогда нам кипятить! Тащите этого первым!

Майор ткнул пальцем в мужика с разбитой рожей. Не везет человеку. Опять под раздачу попал.

– Чо я-то?… – хрюкнул тот, но ему не ответили. Мужика подхватили за перехваченные за спиной руки, дернули кверху – тот вскочил и сам побежал, норовя обогнать конвоиров и стараясь уйти от боли в плечевых суставах.

– В другой раз не задавай глупых вопросов, – сказал ему вслед Лушников.

Мужика подвели к задней дверце машины, вновь приподняли ему руки – пленник сам внутрь заскочил.

Браконьеры насупились, пригнулся к земле. Оперативники, не торопясь, принесли из машины огромных размеров шприц и набрали из ручья воды. Таким устройством крупный рогатый скот врачуют, но ментам, как видно, наплевать на здоровье задержанных. Менты… Им же все равно, козлам… В них же стреляли… Теперь они отыграются…

Допрос при помощи шприца оказался не долгим. Минут пять ушло всего. Зато допрашиваемый выбрался из машины и брякнулся на колени. Во рту кляп. Мужика подняли и повели в другую сторону, в распадок. Там расстегнули наручники, завели руки вокруг матерой березы, снова замкнули и быстро вернулись.

Пленники пристально наблюдали за происходящим. Безотказно действует сыворотка. Вон как Серёньку продернуло, что даже с копыт соскочил.

– Чо вы ему рот-то законопатили? – спросил самый смелый.

– Покусать себя может… От сыворотки…

– Возьмите меня – я сам расскажу! – не выдержал один.

Просьбу удовлетворили. Подняли и повели.

Оставшиеся сверлили добровольца глазами. Интересно было, как с ним поступит полиция. Оказалось – гуманно. Рот оставили свободным. Однако к дереву все-таки прикрепили.

Помощник прокурора лично орудовал. Оперативник записывал показания на камеру. Протокол велся только по самому основному – когда, в каком месте и в присутствии кого совершали то или иное действие. Опергруппу отдела полиции, оказывается, подкараулили зимой, когда та шла по следу. Потом продолбили в реке прорубь и сунули трупы под лед – оттого и не нашли никого, что течением унесло в океан.

К машине подвели следующего и продолжили допрос. Браконьер оказался податлив и говорил, косясь на огромный шприц с мутной жидкостью. Бывший охотник Сережа, как образец неудачника, теперь лежал на земле возле дерева. Его выворачивало наизнанку. Изо рта шла пена. Другой мужик, пришпиленный дереву, просил оказать тому помощь.

От него отмахнулись. Отстаньте, не до вас.

Остальные, дожидаясь своей очереди, спрашивали, что происходит с их другом.

– Пеной исходит… – ответил оперативник.

– Не имеете права.

На того, который это произнес, пристально посмотрели, и тот притих. Нашел время права качать.

Допрос закончили, после чего приступили к более тщательному осмотру и описи вещей – мешков. Развязали их все, вытряхнули содержимое. Шкуры дикий животных. медвежьи лапы для переброски в Китай. Говорят, если съесть суп из медвежьих лап, то станешь великим и могучим. Это по китайским поверьям, разумеется.

В одном мешке нашли еще один мешочек. Брезентовый. Набитый желтым металлическим песком. В тайге все есть – и шкуры и золото. Надо лишь уметь искать. Вот только охота и мытье золота как-то не вяжутся между собой. Золото могли прибрать к рукам, забрав у кого-то другого. Как не забрать, когда мимо носа плывет. А косточки бывшего владельца лежат теперь где-нибудь под корягой в болоте.

Закончили с осмотром, составили протоколы. Дали подписать понятым – егерю и охотоведу, которых трясло от случившегося: встреча в логу оказалась кровавой – едва ли не половина браконьеров осталась лежать в логу. Лучше бы им всем там остаться. От тех, что остались в живых, жди теперь удара в спину. Хоть через десять лет, хоть через двадцать. Известное дело – месть. Знакомое дело – тайга. Говорят здесь ласково, словно бы нехотя. Но кирпич за пазухой держат. Не быть больше здесь спокойной жизни. Выбраться бы только из леса – и бежать. Пересечь Урал и жить где-нибудь в Европе.

Не пересечь и не жить. Чтобы переехать, средства нужны немалые. Придется теперь самим ходить при оружии и жать на курок в ожидании лучшей жизни. Ведь говорят же, что был порядок в здешних местах. И медведей ради одних только лап не добывали…

Наступили сумерки. Машины из отдела так и нет. И труповозки нет.

Задержанных пришлось свести в одно место. Каждый из них о собственных показаниях молчит. Одним лишь оперативникам известно, как вели себя задержанные на допросе. Шприц помог. И грязная вода. И еще неуемная настойчивость прокурорского работника – тот с трудом писал раненой рукой, но крепился.

– Можешь не стараться, – бормотал он, когда очередной задержанный садился перед ним к раскладному столику. – Сейчас ты нам все расскажешь… – и косился в сторону шприца. Тот лежал на сиденье, блестя толстой ветеринарной иглой. – Сыворотка правды… Она любому развяжет язык…

До шприца дело, конечно, не доходило. Его и не думал никто применять – вид этого ветеринарного инструмента действовал безотказно.

На ночь думали занять круговую оборону. Задержанных собрать кучнее – сами по бокам. Но тут подошел грузовой автозак, а за ним зеленый обшарпанный «Уазик», и браконьеров заставили таскать трупы товарищей и класть в «Уазик». Мужики не сопротивлялись, о гражданских правах больше не вспоминали. Живым бы остаться под стволами. Тем более что раненый прокурор напрямую теперь говорил, что зря, мол, жизнь подлецам сохранили – вот тебе и прокуратура.

К ночи погрузились и тронулись в обратный путь, едва соображая. Усталость давала о себе знать. Прошли первую деревню – бывший леспромхоз – пустынно кругом, ни души на улицах. Темнота стоит в окнах. Кругом развал и запустение. Зато за поскотиной заметили группу людей с ружьями, среди которых были и женщины. Толпа расположилась серединой дороги, насуплено таращилась в сторону машин.