Борис Акунин - Алмазная колесница

Дрозд заинтересовался. Вынул ярко-красный моток, рассмотрел. Подцепил двумя пальцами металлический сердечник – тот легко вылез из водонепроницаемого покрытия.

– Ловко придумано. Подводное минирование? Может, грохнем царскую яхту? Есть у меня там в команде свой человечек, отчаянная голова… Надо будет подумать.

Грузчик поднял коробку, побежал на пристань.

Тем временем Рыбников принял решение.

– Что ж, осенью так осенью. Лучше поздно, чем никогда, – сказал он. – А забастовку через три недели. Мы на вас надеемся.

– Что вам еще остается? – бросил Дрозд через плечо. – Все, самурай, мы расстаемся. Катитесь к вашей японской матери.

– Я сирота, – улыбнулся одними губами Василий Александрович и снова подумал, как хорошо было бы переломить этому человеку шею – чтоб посмотреть, как перед смертью выпучатся и остекленеют его глаза.

В этот миг тишина кончилась.

– Господин инженер, похоже, все. Закончили, – шепнул Смуров.

Фандорин и сам видел, что погрузка завершена. Баржа осела чуть не до самой ватерлинии. Была она хоть и небольшая, но, похоже, вместительная – шутка ли, принять на борт тысячу ящиков с оружием.

Вот по трапу поднялась последняя фигура – судя по походке, с совсем не тяжелой ношей, и на барже одна за другой загорелись семь, нет, восемь цигарок.

– Пошабашили. Сейчас покурят и уплывут, – дышал в ухо филер.

Крошкин побежал за подмогой без четверти три, прикидывал инженер. Предположим, в три он добрался до телефона. Минут пять, а то и десять у него уйдет на то, чтоб втолковать Данилову или дежурному офицеру, в чем дело. Эх, надо было послать Смурова – он поречистей. Положим, в десять, нет в пятнадцать минут четвертого поднимут караул. Прежде половины четвертого не тронутся. А ехать от Каланчевки до Кожуховского моста на дрезине не менее получаса. Раньше четырех жандармов ждать нечего. А сейчас три двадцать пять…

– Доставайте оружие, – приказал Фандорин, беря в левую руку свой «браунинг», в правую крошкинский «наган». – На три-четыре палите в сторону баржи.

– Зачем? – всполошился Смуров. – Их вон сколько! Куда они с реки денутся? Придет подмога – берегом догоним!

– Откуда вы знаете, что они не отгонят баржу за город, где безлюдно, да не перегрузят оружие на подводы, пока не рассвело? Нет, их надо з-задержать. У вас сколько патронов?

– Семь в барабане, да семь запасных, и все. Мы же филеры, а не башибузуки какие…

– У К-Крошкина тоже четырнадцать. У меня только семь, запасной обоймы не ношу. Я, увы, тоже не янычар. Тридцать пять выстрелов – для получаса маловато. Ну, да делать нечего. Действуем так. Первый барабан высаживаете подряд, чтоб произвести впечатление. Но потом каждую пулю расчетливо, со смыслом.

– Далековато, – прикинул Смуров. – Их борт наполовину прикрывает. По поясной фигуре с такой дали и днем-то попасть непросто.

– Вы в людей-то не цельте, все-таки соотечественники. Стреляйте так, чтоб никто с баржи на буксир не перелез. Ну, три-четыре!

Эраст Петрович поднял свой пистолет кверху (все равно от него, короткоствольного, на таком расстоянии проку было мало) и семь раз подряд нажал на спуск.

– Вот тебе на, – протянул Дрозд, услышав частую пальбу.

Осторожно высунулся из дверей. Рыбников тоже.

Огоньки выстрелов вспыхивали над грудой рельсов, сваленных в полусотне шагов от пристани.

С баржи ответили беспорядочной пальбой в восемь стволов.

– Шпики. Выследили, – хладнокровно оценил ситуацию Дрозд. – Только их мало. Трое-четверо, навряд ли больше. Сейчас мы эту закавыку решим. Крикну ребятам, чтобы обошли слева и справа…

– Стойте! – схватил его за локоть Василий Александрович и заговорил быстро-быстро. – Нельзя ввязываться в бой, они именно этого от вас и хотят. Их немного, но они наверняка послали за подмогой. Перехватить баржи на реке нетрудно. Скажите, на буксире кто-то есть?

– Нет, все были на погрузке.

– Полицейские появились недавно, – уверенно сказал Рыбников. – Иначе здесь уже была бы целая рота жандармов. Значит, погрузку главной баржи они не застали, мы чуть не час провозились с сормовской. Вот что, Дрозд. Сормовским грузом можно пожертвовать. Спасайте большую баржу. Уходите отсюда, вернетесь завтра. Идите, идите. Я уведу полицию за собой.

Он взял у эсэра моток красного провода, сунул в карман и, двигаясь зигзагами, выбежал наружу.

Черные силуэты на барже как ветром сдуло, исчезли и алые огоньки. Но вместо них секунду спустя над бортом заполыхали белые вспышки выстрелов.

Из склада к судну, петляя, пронеслась еще одна фигура – ее инженер проводил особенно внимательным взглядом.

Сначала пули свистели высоко над головой, потом боевики пристрелялись. От рельсов, рассыпая искры и издавая противный визг, зарикошетили кусочки свинца.

– Господи, смерть моя пришла! – ойкал Смуров, то и дело ныряя с головой за штабель.

Фандорин не сводил глаз с баржи, готовый стрелять, как только кто-нибудь попробует сунуться на буксир.

– Не робейте, – сказал инженер. – Чего ее бояться? Столько уже народу на том свете, нас с вами дожидаются. Встретят как родного. И ведь какие люди, не ч-чета нынешним.

Удивительно, но выдвинутый Фандориным аргумент подействовал.

Филер приподнялся:

– И Наполеон дожидается?

– И Наполеон. Любите Наполеона? – рассеянно пробормотал инженер, щуря левый глаз. Один из боевиков, посообразительней других, полез с баржи на буксир.

Эраст Петрович всадил пулю в обшивку – прямо перед носом у умника. Тот юркнул обратно под прикрытие борта.

– Внимательней, не зевайте, – сказал Фандорин напарнику. – Теперь они поняли, что им пора уходить, и полезут один за другим. Не пускать, отсекать огнем.

Смуров не ответил.

Инженер коротко взглянул на него и чертыхнулся.

Филер привалился щекой к рельсам, волосы на макушке блестели от крови, открытый глаз завороженно смотрел в сторону. Убит…

Встретится ли с Наполеоном, мелькнуло в голове у инженера, которому в этот миг было не до сантиментов.

– Товарищ рулевой, в рубку! – донесся с баржи звонкий голос. – Скорее!

Фигура, спрятавшаяся на носу снова полезла на буксир. С тяжелым вздохом Фандорин выстрелил на поражение – тело с плеском упало в воду.

Почти сразу же сунулся еще один, но его было хорошо видно на фоне белой палубной надстройки, и Эраст Петрович сумел попасть ему в ногу. Во всяком случае, подстреленный заорал – значит, жив.

Патроны, доставшиеся Эрасту Петровичу от Крошкина, кончились. Фандорин взял револьвер мертвеца, но и у того в барабане было всего три пули. А до четырех часов оставалось еще целых восемнадцать минут.

– Смелей, товарищи! – крикнул все тот же голос. – У них патроны на исходе. Руби швартовы!