Владимир Гурвич - Закат Заратустры

– Мне наплевать, в какой оказался ты ситуации, Меня интересует, чем мотивировал Игорь свой отказ.

– Да, практически ничем.

– То есть что значит ни чем?

– Ничем значит ничем, – раздраженно буркнул Зиновий. – Он пришел и объявил, что не будет писать книгу и готов возместить неустойку.

– И все?

– И все.

Несколько мгновений я молчал, обдумывая ситуацию.

– Я не верю тебе.

– Не веришь чему?

Я внимательно посмотрел на Зиновия и еще более укрепился в своей мысли, что этот толстяк врет.

– Все было не совсем так. Ты наседал на него.

– Ну, наседал, – признался Зиновий. – А что я должен был, по-твоему, делать. Разоряться?

– Вы скандалили, – продолжал я домысливать ситуацию. – Это был очень сильный скандал, ты сидел вот на этом самом месте и орал на него. Я знаю, как ты умеешь это делать, когда ты разойдешься, то такой отборный мат редко где услышишь. – Я снова пристально взглянул на Зиновия и по выражению его лица понял, что мое ясновидение меня не подвело; так или почти так все и было. – Это ты виноват в его смерти, – безжалостно сказал я.

Последовавшая сразу же после произнесения этого приговора реакция Зиновия меня поразила; он мигом, несмотря на свою тучность, вылетел из своего уютного мягкого кресла, и через секунду гора его туши уже нависла прямо надо мной.

– Идиот, – заорал он, – я тут ни при чем. Он бы никогда не покончил с собой из-за такой ерунды, как неустойка. Или ты не знаешь Игоря?

Я смотрел, как прыгало прямо передо мной мясистое лицо Зиновия. И к некоторому своему огорчению вынужден был признать его правоту: в самом деле, Игорь никогда бы не стал самоубийцей из-за денежных проблем; он всегда к ним относился спокойно, можно даже сказать, что почти равнодушно.

– Тогда, почему?

– Да не знаю, почему он умер, – уже чуть спокойней проговорил Зиновий. Он посмотрел на меня и своей слоновьей походкой направился к своему уютному седалищу. Он с наслаждением расположился в нем и достал третью сигарету. На его губах показалась готовая ее смаковать слюна.

Мне стало противно.

– Ты можешь хотя бы десять минут не сосать свои дурацкие сигареты. Лучше бы ты их курил как все.

– Десять минут могу, но не больше, – посмотрел Зиновий на часы. – И то исключительно ради тебя.

– Ты чертовски заботлив, – пробормотал я. – Но мы так не выяснили наш главный вопрос.

– Пойми, я так же, как и ты, не знаю, почему он так поступил, – уже совсем спокойно ответил Зиновий. – Но он приехал оттуда другим человеком.

– Но я ничего не заметил, мне он казался таким, каким был всегда.

– Он это скрывал. Я это понял только потому, что мы повздорили. И именно в тот момент я почувствовал, что передо мной находится уже другой Игорь Дымов.

– Какой?

Зиновий взглянул на часы, убедился, что десять минут еще не прошли – и тяжко вздохнул.

– Я не знаю. Я не знаю, что там с ним произошло, я не знаю, какие в нем возникли перемены. Только внутренне это был другой человек. Это все, что я могу тебе сказать.

Я снова задумался, хотя материала для размышлений по-прежнему было крайне мало. Что я узнал: он ездил к Волохову, но что там случилось, с чем он там столкнулся таким, что заставило его выпасть из окна, об этом я по-прежнему ничего не ведал.

– Но неужели он ни слова не сказал о том, что там было?

– Нет. Хотя постой. Он произнес одну фразу. – Зиновий наморщил лоб так, что он весь стал напоминать рябь на море. – Понимаешь, он сказал что-то о том, что он потерял нить жизни. Признаться, я тогда не очень обратил внимание на эти слова.

– Ну, еще бы, тебя заботил вопрос об убытках.

– Он и сейчас меня заботит. Между прочим, если я разорюсь, где будешь печатать ты свои шедевры. Или ты полагаешь, что твои книги приносят мне огромную прибыль. Можешь пойти в бухгалтерию и все увидеть своими глазами.

– Приносили бы они убытки, ты не стал бы их издавать.

– Не стал, но и прибыль минимальная. Едва покрывает издержки. – Внезапно он встрепенулся и как-то необычно посмотрел на меня. – У меня есть к тебе деловое предложение. Ты же хочешь выяснить, что произошло с Игорем. Так поезжай туда к Волохову, дорогу я оплачу. Напишешь книгу. Только надо все делать быстро, из-за истории с Игорем я потерял уйму времени.

Я подумал об исчезнувшей Лене, о романе, который никак не идет.

– Сейчас я не могу, у меня тут срочные дела.

Зиновий разочарованно взглянул на меня.

– Жаль, а я надеялся. По крайней мере, ты выяснил бы то, что хотел.

Это был вежливый способ выставить меня за дверь.

– Я понял, что ничего не понимаю, и узнал, что ничего не знаю.

– Вот видишь, какая большая польза от твоего визита ко мне. – В его голосе снова зазвучала насмешка. – Где бы еще ты мог бы почерпнуть такие ценные сведения.

Я снова оказался на улице. Но вышел я из роскошного офиса Зиновия уже немного другим человеком, чем в него вошел. Мои мысли потекли в иную сторону; нечто крайне важное, но и очень тревожное завладело мною. Теперь я стал думать о поступке Игоря совсем иначе. Раньше я мог предположить, что дело в несчастной любви; Инна не знала, что два года назад он едва не оставил семью. Он встретил женщину, и в нем вспыхнула страсть также быстро и сильно, как подожженная бочка с бензином. Он страшно переживал, так как продолжал любить и жену и своих детей, но эта любовь было другой, непохожей на ту, что он испытывал к своей новой пассии. Я отлично помню, как однажды он пришел ко мне после свидания с ней, и мы проговорили с ним целую ночь. Эта была очень странная и необычная ночь; за все это время мне вряд ли удалось вставить больше десяти фраз, зато Игорь не останавливался ни на минуту. Слова так и лились из него полноводной рекой; это было подлинное половодье большого чувства. К моему удивлению то, что он тогда говорил, плохо отложилось в моей памяти; оттуда их уносил тот поток эмоций, который исходил от него. Я помню лишь, что он что-то говорил о божественной сути его любимой, о том удивительном экстазе, который переживает он, когда находится рядом с ней. Меня тогда поразило одно обстоятельство: оказывается, межу ними в ту пору не было половых контактов, их отношения были девственно или почти девственно чистыми. И, по крайней мере, в том момент у него не было больших намерений что-то менять. Правда потом все приобрело, я бы назвал это, традиционный оборот, и только сейчас мне пришла в голову странная мысль: а не поэтому ли они и расстались, что любовь небесная превратилась в любовь земную. Затем Игорь написал свой роман, где описал эту историю; роман, который не только я, но и многие другие, сочли его лучшим творением. Правда в нем, как он мне сам признался, было много вымысла, писать правду и ничего, кроме правды ему было тяжело, ибо он как бы все переживал во второй раз. И слава богу, что писателю вовсе не обязательно следовать по следам, проторенным самой жизни, что он волен в своем полете на крыльях воображения подняться над реальными событиями на любую высоту, улететь от них как угодно далеко.