Марта Таро - Девушка с глазами львицы

«Шарлотта очень чувствительна, на её глаза постоянно набегают слёзы. Что бы это могло значить? Доброе, сентиментальное сердце или экзальтация? Как говорится, признаки одни, да причины разные», – рассуждала Орлова.

На душе у фрейлины лежал тяжкий камень. Спроси кто-нибудь сейчас мнение Агаты Андреевны, то она сказала бы, что от такой невесты любому разумному мужчине стоит держаться подальше. Так, на всякий случай, уж больно много сомнений возникало вокруг её персоны. Да только нынешний случай был отнюдь не «всяким». Как там сказала императрица-мать? Посадить родных братьев на престолы России и Англии? Да, заманчивая перспектива…

«Впрочем, Мария Фёдоровна, как видно, неточно выразилась. Николай станет лишь принцем-консортом, а это совсем не то же самое, что его брат-император… Брат… – Орлову вдруг кинуло в жар… – Господи, да как же всё оказывается просто! Государыня сказала именно то, что хотела. Брак её старшего сына – императора Александра, давным-давно обречён, его уже много лет не видели в спальне законной супруги, а его дети от фаворитки – не в счёт. Со вторым братом – цесаревичем, великим князем Константином – ещё хлеще. От того жена просто сбежала и в Россию возвращаться не хотела ни за какие коврижки. Там тоже законного наследника нет и уже не предвидится. Получается, что Николай Павлович – единственная надежда семьи. Ему придётся царствовать самому, а значит, вдовствующая императрица готовит брачный союз, который соединит две главные державы Европы. Теперь, когда Франция повержена, супружеская чета, правящая и в Англии, и в России, через общих детей-наследников, станет властвовать миром.

Тогда остаётся один-единственный вопрос: сможет ли Шарлотта иметь здоровых детей? Всё остальное уже будет неважно», – признала Агата Андреевна. Она вглядывалась в лицо принцессы Уэльской. Та вела себя с простотой непоседливого ребенка: то откидывалась в кресле, то опиралась на локти, то чуть ли не свешивалась через барьер ложи. Большие, в пол-лица, голубые глаза её то скользили взглядом по сцене, то закатывались, то застывали. Тогда в разговоре Мария Фёдоровна обмолвилась об отсутствии у Шарлотты воспитания. Возможно, что её поведение – следствие сего прискорбного пробела. Однако надо быть справедливой и не винить в отсутствии хороших манер девушку, насильно разлученную с матерью ещё в младенческом возрасте.

Но с другой стороны, не в пустыне же она росла, вокруг были бонны, гувернантки, фрейлины, наконец. Разве никто не старался повлиять на принцессу? Так почему же не вышло? Может, дело не в воспитании, а всё гораздо хуже, и даёт себя знать семейный недуг британской династии?

Миссия, порученная императрицей, показалась Агате Андреевне неподъёмной ношей. Какой совет она могла дать? Отказаться от этой затеи, пока в царской семье не появились дети, носящие в себе зерно неизлечимой болезни? Не хотеть слишком много?

«Может, рискнуть и написать прямо сегодня? Ведь первый взгляд всегда бывает правильным, это потом сомнения начинают размывать картину», – колебалась Орлова. Впрочем, она уже знала, что не напишет. Вдовствующая императрица явно не поймёт такой спешки. Та ведь дала понять, что знает о сложностях характера принцессы Уэльской, да и Долли Ливен, раз она имела на Шарлотту влияние, без сомнения, выяснила всю подноготную девушки и в подробностях отписала государыне.

Значит, Мария Фёдоровна всё знала, но тем не менее отправила Орлову «присмотреться» к завидной невесте. Нет, единственно возможным вариантом оставалось не спешить, а пристально (насколько это только возможно для частного лица) понаблюдать за принцессой. Слишком уж заманчивая перспектива открылась перед вдовствующей императрицей. А кто же добровольно откажется от возможности получить всё и сразу?

«Если ловко состряпать интригу, можно получить всё и сразу, – размышляла Саломея Печерская. – Сколько можно болтаться ни там, ни здесь?! Кое-что уже нажито, руки развязаны. Можно рискнуть и захватить остальное».

Дождь за окном навевал тоску, размывая и волю, и упорство, и желанье бороться. Осень в Пересветове – большом и богатом имении в Ярославской губернии – всегда казалась Саломее самым отвратительным временем года. Даже морозная зима была лучше. Графиня, уже более двадцати лет безвыездно проживавшая в «этой дыре», честно старалась находить красоту в местной природе, но себя не переделаешь, а сердце Саломеи навсегда осталось в горном ущелье, на берегу бурной речки рядом с родительским домом. Буковые леса, зелень лугов и суровые тёмные горы с блистающими ледниками вершин, вот он – идеал красоты! А здесь что? Холод и серятина: плоские бескрайние равнины, сонные мутные реки, еловые леса с жидкой белизной редких берёз. В этой природе не было ни силы, ни мощи. Здесь и люди были такими же – пресными и скучными, ну а про мужчин и говорить нечего – сплошь и рядом никчёмные!

Может, эти отлакированные иностранными гувернёрами и университетскими профессорами аристократы на что-нибудь и годились, этого Саломея не знала, но чего в них точно не было, так это горячей крови, вечной жажды войны и презрения к чужим жизням. Того, что в избытке имелось у неграмотных парней из её села – древней гордости человека, родившегося мужчиной.

Для Саломеи это было само собой разумеющимся. Её отец был самым младшим из бесчисленного выводка смуглых горбоносых сынов бедного князька, владевшего маленьким горным селом. Богатства в семье никакого не было, но старый князь вывернулся наизнанку и расстарался – помог всем своим сыновьям построить дома и самому младшему отдал участок у реки. Отец Саломеи считал это зазорным, ведь его поселили дальше всех от «княжеского дворца», как называли распластанный на высокой скале серый каменный дом, но девочке место понравилось. Река шумела и боролась, пробивая дорогу в каменном ложе так же, как поступала и сама Саломея, выживавшая среди суровой природы и жёстких нравов людей-воинов.

Саломея уже не помнила, сколько ей исполнилось, когда в село пришла холера. Семьи умирали одна за другой. Дяди и тёти, двоюродные братья и сёстры, ближняя и дальняя родня – чуть ли не всё село «переселилось» на кладбище, прежде чем хвороба пошла на убыль, но в дом у реки зараза так и не заглянула. Девочке уже казалось, что судьба пожалеет её семью, когда вдруг отец, вернувшись с похорон одного из своих братьев, стал бредить, выкрикивая имена умерших, а к утру сам присоединился к родным в небесных чертогах. Мать и брат Саломеи умерли вслед за ним.

Из всей большой княжеской семьи болезнь не пощадила никого, кроме Саломеи и старшего брата её отца, ставшего после смерти деда князем. Жена дяди тоже лежала в могиле, детей у них никогда не было, и князь взял племянницу к себе. Но счастье длилось недолго, не прошло и трёх месяцев, как дядя женился на красивой вдове из соседнего села, переехавшей в дом нового мужа вместе с маленьким сыном.