Владимир Каржавин - Больше всего рискует тот, кто не рискует. Несколько случаев из жизни офицера разведки

Голос был загадочным и мягким:

– Здравствуй…

– Кто ты?

– Меня ты должен знать.

– Но среди тех, кого я знаю, тебя нет.

– Ты имеешь в виду людей?

– А кого же ещё? Она лукаво улыбнулась:

– Посмотри на меня внимательно: на голове моей корона, украшенная листьями оливы, а в руке рог изобилия. Разве люди так выглядят?

– Так ты богиня!

– Ты угадал. Я, как все боги, живу на высокой горе Олимп, там, где правит всемогущий Зевс. Я не так красива, как Афродита, не так мудра, как Афина, не так стройна, как Артемида, но людям требуется моё покровительство.

– И мне тоже?

– И тебе.

Она была где-то совсем близко, её было хорошо видно и слышно, но прикоснуться к ней было невозможно, ибо она сразу отдалялась.

– Так кто же ты?

– Я Тихе, богиня случая. Я сопровождаю человека от рождения до смерти. По моей воле в жизни каждого из вас могут возникнуть случаи, которые изменят судьбу.

– И мою тоже?

– И твою.

– Но случай может привести и к хорошему, и к плохому.

– А это уже тебе решать…

Зима 1919 года была в Москве морозной и снежной. Сугробы на улицах не убирались, чистили лишь трамвайные пути, по которым, кроме трамваев, ходили редкие машины. Шестого января ближе к ночи, когда в холодном московском небе зажглись звёзды, по трамвайному пути двигался легковой автомобиль. В машине было четверо: трое мужчин и женщина. Если бы это происходило в летний день, за автомобилем наверняка бежали бы местные мальчишки, а прохожие бы останавливались, завистливо и удивлённо поглядывая вслед – увидеть в 1919 году в Москве шикарный роллс-ройс было большой редкостью. Но в этот зимний вечер ни прохожих, ни мальчишек видно не было, потому что ночью ходить по Белокаменной было очень и очень небезопасно.

Недалеко от Сокольнического райсовета наперерез машине неожиданно вышла группа вооружённых людей и потребовала остановиться. Пассажиры роллс-ройса решили, что это красноармейский патруль, и требованию подчинились.

Это был действительно патруль, но патруль особый – бандитский, с наганами, но без винтовок. Налётчики живо окружили машину. В эту ночь объектом их налёта планировался Лубянский пассаж, и машина им была нужна позарез.

Пассажиры роллс-ройса быстро поняли, кто их остановил. Один из мужчин достал пистолет, но другой, сидящий рядом – он был за главного, – опустил его руку. Сопротивляться шестерым хорошо вооружённым бандитам было бесполезно. А тот, что был за главного у бандитов, открыл переднюю дверцу машины и с театральной любезностью издевательски изрёк:

– Господа, мне очень жаль, но вам придётся прогуляться. Надеюсь, вы не против? Сейчас революция, всё общее… Мы только немного покатаемся и вернём вам вашу шикарную карету.

Обычно он без разговоров стрелял. Но в этот вечер он был в хорошем, можно сказать поэтическом, настроении и не мог отказать себе в желании покуражиться над незадачливыми, как он считал, буржуями.

Первой пришла в себя женщина: – Как вы смеете! Что вы себе позволяете!

Но главный из бандитов только шире распахнул обе дверцы:

– Не задерживайте нас… прошу…

Он мог бы сказать и по-французски, и по-немецки, но ограничился родным языком.

Их вывели из машины, забрали документы и оружие. В какой-то момент тот, кто был за главного в машине, и главарь бандитов пристально смотрели друг на друга. У бандита в руке был маузер, указательный палец обнимал спусковой крючок. Его дружки тоже держали оружие наготове. Но выстрела не последовало, пассажиров отпустили.

– Янь, а Янь, – один из бандитов по прозвищу Стёпка-Малыш повернулся к главарю. – Чё фраеров не порешил?

Тот, которого звали Янем, задумчиво смотрел в звёздное ночное небо. Потом перевёл взгляд на холодное дуло маузера. Вздохнул:

– Сам не знаю. Этот, ну, что с бородкой, как-то необычно на меня смотрел, изучал, что ли… И страха в его глазах я не увидел. Завопи он о пощаде, точно б пристрелил. А так… уважаю смелых. Пусть это будет ему и остальным рождественским подарком.

Настало время представить действующих лиц. Тот, кто «дарил подарок», был известный в Москве и её окрестностях король налётчиков Яков Кошельков (Янька Кошелёк). С ним были его ближайшие дружки Василий Зайцев (Заяц), Фёдор Алексеев (Лягушка), Алексей Кириллов (Сапожник), Иван Волков (Конёк) и Степан Боженко (Малыш). А тот, кому предназначался «подарок», был вождь мирового пролетариата и председатель Совета народных комиссаров Владимир Ильич Ульянов-Ленин. Уже потом, в машине, интересуясь личностями ограбленных, Кошельков в темноте с трудом прочитал фамилию на удостоверении. «Какой-то Лепин», – буркнул он своим подельникам.

Немного отъехав от места ограбления, бандиты притормозили. Конёк и Малыш стали рассматривать трофеи.

– В бумажнике одна мелочь, – зло пробурчал Конёк. – А вот и документы. Посмотрим-ка ещё раз… Так, говоришь, Лепин?

Отборная ругань потрясла пустынную улицу.

– Янь, да это никакой не Лепин. Это Ленин!

– Как так Ленин? – встрепенулся Кошельков. – Однофамилец, что ли?

– Нет, не однофамилец. Написано же: председатель Совета народных комиссаров.

Теперь уже трёхэтажный мат вырвался из уст Кошелькова.

– Ну Кошелёк, ну дешёвка… – причитал он, сжав кулаки. – Если бы мы этого Ленина взяли, нам бы за него огромный выкуп отвалили. Да ещё всю Бутырку на волю!.. Заяц, поворачивай! – крикнул он сидевшему за рулём Василию Зайцеву. – Мы их догоним! Такой фарт упускать нельзя. Гони к Совету, они там!

– Но в Совете охрана.

– Два-три человека, не больше. Перебьём!

Кое-как развернувшись среди сугробов, роллс-ройс рванул по трамвайным путям в обратном направлении. Но, увидев издали в свете фар, что у здания Сокольнического райсовета стоят три грузовика, из которых выпрыгивают чекисты и красноармейцы, бандиты поняли, что опоздали. Пришлось разворачиваться ещё раз. Выкуп сгорел.

В тот день Владимир Ильич вместе с сестрой Марией Ильиничной в сопровождении шофёра Степана Гиля и сотрудника личной охраны комиссара ВЧК Ивана Чабанова выехал в лесную школу на детский праздник. По дороге решили также проведать лечившуюся в Сокольниках Надежду Крупскую. Строго говоря, место Ленина в целях безопасности было на заднем сиденье за перегородкой. Но Владимир Ильич, любитель поговорить, всегда садился на переднее, рядом с Гилем. А на заднем располагались Мария Ильинична и Чабанов. Детям на праздник везли подарки: ёлочные игрушки, гирлянды, хлопушки и особый подарок – бидон ценнейшего по тем временам молока.