Николай Свечин - Банда Кольки-куна

– Так вы к тому же и георгиевский кавалер?

– Крест пока не купил, – смутился капитан. – А у вас ведь солдатский, еще с турецкой войны?

– Откуда вам это известно? – поразился Лыков.

Гость сразу посерьезнел:

– Позвольте наконец представиться: Али Ага Шихлинский, командир полубатареи Забайкальского артиллерийского дивизиона. У меня для вас письмо. Секретное. Из Цинтау [6] Впоследствии вошло в обиход другое название – Циндао, но в 1905 году говорили и писали так. .

Алексей Николаевич вскочил в сильном волнении:

– Из Цинтау?

– Точно так.

– Вы видели его?

– Как же иначе я мог получить письмо? – усмехнулся Шихлинский.

В прошлом году перед отъездом на войну барон Таубе открыл Лыкову важный секрет. Пятнадцать лет назад друзья вместе приплыли на Сахалин. Военное министерство внедряло особо секретного агента, будущего резидента по Германии. Сложным путем, через побег с сахалинской каторги и многолетнее оседание на Дальнем Востоке человек должен был создать убедительную легенду. Такую, чтобы немецкая разведка не подкопалась. Этим агентом был Федор Ратманов по кличке Буффаленок, сын давно погибшего друга Алексея Николаевича [7] См. книгу «Мертвый остров». . Под видом мошенника Фридриха Гезе он будто бы собирался начать новую жизнь. А именно – из беглого каторжника вырасти в почтенного торговца и уважаемого человека. Германские негоцианты в далеких колониях отличаются особой спайкой. Там у них свои клубы, куда нет ходу посторонним; любовь к Фатерланду возведена в обязанность. И любой из них беспрекословно выполнит тайное поручение военного флота, который рыскает по всей Океании в поисках новых баз. Хороший способ проникнуть в разведку – стать ее мелким, но проверенным помощником. А потом, уже с репутацией и капиталами перебраться в Германию. Так вот, по словам Таубе, Фридрих Гезе поселился в Цинтау! Его врастание в среду завершено: он свой человек в этой колонии, богат, успешен и на хорошем счету у военных. Еще несколько лет, и Гезе сможет репатриироваться.

Цинтау – порт на южном берегу полуострова Лаошань в провинции Шень-Дун – был отобран немцами у Китая в 1897 году. Поводом, как всегда, послужило убийство пары миссионеров. На самом деле место для военно-морской базы выбрал сам начальник Тихоокеанской эскадры Альфред фон Тирпиц. Поблизости было много высококачественного угля, что важно для крейсеров. Под дулами их орудий Китай вынужден был передать германцам в аренду на девяносто девять лет бухту Киао-Чусоу [8] Современное название – бухта Цзяочжоувань. с поселком Цинтау и пятидесятикилометровую зону вокруг. Немцы очень быстро превратили поселок в первоклассный порт с судоремонтными мастерскими, складочным местом эскадры и огромными торговыми оборотами. Известно, что у колбасников армия и торгово-промышленный капитал всегда идут рука об руку. И вот теперь письмо оттуда, переданное с оказией. Это может быть только послание Буффаленка!

Коллежскому советнику очень хотелось вскрыть конверт. Но он понимал, что делать это надо в присутствии Таубе. А у барона появятся вопросы. И сыщик решил сначала получить на них ответы.

– А как вы попали в Цинтау, Али Ага… простите, как вас по отчеству?

– Полностью меня зовут Али Ага Хаджи Исмаилбек-оглы, – опять рассмеялся капитан; видимо, он был весельчак. – Товарищи обращаются Али Ага. Валяйте и вы так же. А в Цинтау нас, раненых и увечных, привезли сразу после освобождения из плена. Мы провели там месяц в ожидании парохода. Нижние чины помещались в лагерных бараках, а мы, офицеры, – в гостиницах. С удобствами, как полагается… Гуляли по городу, у кого ноги ходят, развлекались. Когда еще попадешь в такое место?

– Понял. Там и познакомились… с господином Гезе?

Лыков с запинкой выговорил новое имя Буффаленка. Шихлинский заметил это и пояснил:

– С Гезе, или как там его на самом деле, мы познакомились в первую же неделю. Катались вместе на шампуньке…

– На чем, простите? – опешил сыщик.

– На шампуньке. Это обывательская шлюпка так у них называется. Правят ею китайцы, возят туристов по бухте. Ну, мы оказались с… на одной посудине. Он все присматривался ко мне. Я сразу почуял – германцу что-то надо. И по-русски говорит лучше меня! Потом он пригласил меня в ресторан. Еще неделю мы встречались, словно бы невзначай. И вот однажды, после биргалле, Гезе позвал к себе в гости. У него хороший особняк на берегу, у подножья горы Ильтис.

– Вас одного?

– Да, мы всегда общались без посторонних.

– И там, дома, он вручил вам это письмо?

– Два письма, – удивил Алексея Николаевича Шихлинский. И тут же пояснил: – Одно, он прямо заявил, для отвода глаз. Если германцы заметят наши встречи и захотят обыскать мои вещи. Там адресатом какой-то воспитатель приюта здесь, в Петербурге. В нем Гезе воспитывался с детства – так сказал, да. Будто бы ему, по старой памяти, негоциант и написал. А настоящий пакет, вот этот, он просил всегда носить при себе. И ни при каких обстоятельствах не оставлять в гостинице. А как приеду в столицу, сразу вручить его вам.

У Лыкова уже кончалось терпение. Хотелось скорее узнать, что в конверте. Но нужно было сначала проститься с нежданным гостем. А тот не спешил уходить. Он мялся-мялся, потом сказал:

– Алексей Николаевич… Гезе, или кто он там на самом деле, кое-что рассказал о вас. Про Георгиевский крест и не только… Я знаю, что вы служите в полиции. Что у вас друзья в разведочной службе Военного министерства.

Сыщик заерзал.

– Гезе доверился мне потому, что деваться было некуда, – вступился за Буффаленка капитан. – И ордена мои сыграли роль. Так вот про вас. Понимаете, я никого здесь не знаю. А мне нужен совет. Спросить некого, а вы георгиевский кавалер, и видно, что человек достойный. Выскажите свое мнение, и я уйду. Понимаю, как вам не терпится заглянуть в бумаги.

– Я весь внимание, уважаемый Али Ага. Но что у вас за вопрос?

– Он моральный, вот какой вопрос. Как быть, не знаю. Вы старше вдвое, у нас на Кавказе старших очень уважают, да. Вот что хочу спросить. Помните, я говорил, что буду представляться государю?

– Да. Он в обязательном порядке принимает всех офицеров – участников обороны Порт-Артура.

– Я знаю, – кивнул Шихлинский. – И увидеть Его Величество – большая честь. Однако мои товарищи там, в плену… Вся их вина в том, что они не ранены, как я. И отказались дать подписку японцам, что не станут впредь воевать с ними. В нашей бригаде все отвергли как один человек и сидят там сейчас, бедные, горюют. А я – к государю!

– Ну и что? – не понял вопроса коллежский советник. – В чем же ваша вина, если вы попали под пулю?

– Под осадную шрапнель я попал, а не под пулю, – поправил собеседника Шихлинский и взволнованно продолжил: – Ну как же вы не понимаете? Мои товарищи достойны чести беседовать с государем не меньше меня! Но пока лишены ее. Чем же я лучше них? Только тем, что ранен? Вот кончится война, они вернутся, тогда все вместе к нему и пойдем!