Николай Свечин - Банда Кольки-куна

Лыков всегда любил кавказцев за их особые представления о чести. То, что для коренного русака кажется в порядке вещей, для горцев выглядит иначе. И сейчас капитан с негнущейся ногой и цинготными деснами стесняется представляться императору! Потому лишь, что его боевые товарищи не могут пойти с ним. Он готов ждать их возвращения из плена. Хотя беседа с самодержцем – несбыточная мечта любого офицера…

– Не знаю, что вам посоветовать, – обескураженно ответил хозяин гостю. – И так и эдак можно поглядеть. Государь – очень занятой человек, когда еще будет такая возможность?

– А как бы вы сами поступили на моем месте?

– Я?

Лыков надолго задумался, а потом честно ответил:

– Я бы дождался товарищей. Извините, если вы желали услышать другое.

Но Шихлинский посветлел лицом, крепко пожал сыщику руку и сказал:

– Вот и я подожду. Рад получить поддержку своим мыслям [9] Али Ага Шихлинский так и не пошел в тот раз представляться государю. Он сделал это лишь 26 ноября 1905 года на приеме для георгиевских кавалеров. .

Мужчины простились по-дружески. Алексей Николаевич еще раз поблагодарил артурца за доставку письма. И попросил сохранить всю историю в тайне.

Едва дверь за капитаном захлопнулась, Лыков разорвал конверт. Не удержался, хотя следовало передать его Таубе невскрытым. Внутри оказался другой пакет, запечатанный сургучом. Сыщик дрожащими от нетерпения руками взломал его и вытряхнул на стол несколько густо исписанных листов. Взял верхний и прочитал: «Дорогой Алексей Николаевич! Это я. Понимаю, что нарушил все правила и получу сами знаете от кого взбучку. Но не мог упустить такую возможность. Капитан – человек надежный. А тут такие дела…».

Дальше он читать не стал и подбежал к телефону. Крутанул ручку, велел барышне соединить его с номером, который помнил наизусть. Когда в трубке раздался голос генерал-майора Таубе, сказал:

– Тут Лыков. Надо срочно встретиться.

– Привет, Алексей. Срочно не могу, у меня через час лекция по военной статистике.

Вернувшись из Маньчжурии без руки, Таубе с трудом добился, чтобы его оставили в строю. Назначенный преподавателем Николаевской академии [10] Академия Генерального штаба. , он относился к своим новым обязанностям очень серьезно. Вдруг придерутся к чему-нибудь и выгонят из армии? Лыков понимал это и не решился спорить.

– Хорошо. Когда ты освободишься?

– В шесть выйду из аудитории, в семь окажусь дома.

– Я буду ждать тебя там!

Таубе жили на Выборгской стороне, в непрестижном Нейшлотском переулке. Место отдаленное и малоустроенное, зато квартиры дешевые. Генеральского жалования Виктора Рейнгольдовича едва хватало на более-менее сносную жизнь на окраине столицы. Несколько лет назад он получил по наследству два имения в Лифляндии, продал их и купил целый этаж в небольшом деревянном доме. Средств, полученных от продажи, не хватило, и Таубе занял дополнительно у богатого товарища. И теперь отдавал Лыкову по пятьдесят рублей в месяц. Получалось все равно дешевле, чем снимать квартиру, а главное – собственное жилье!

Барон появился, как и обещал, в семь пополудни. Сбросил шинель с вдетым в карман левым рукавом. Китель был подобран таким же образом. Хорошо хоть пострадала не правая рука! Иначе пришлось бы долго переучиваться, а так еще куда ни шло.

Таубе вернулся с войны калекой, но получил за службу лишь Владимира третьей степени с мечами. Не повезло. Он начал воевать во главе дивизии, а потом сдал ее, перейдя начальником штаба в Третий Сибирский армейский корпус к генералу Иванову. А там уже через неделю угодил под шимозу. В результате барона посчитали чужим на прежнем месте, и на новом он не успел прижиться. Николай Иудович [11] Генерал Иванов. украсился орденами и золотым оружием, а однорукого барона прокатили с ветерком. Чудом потом вспомнили и бросили крестик…

– Ну что там у тебя? – спросил Виктор Рейнгольдович гостя, торопливо целуя жену и дочку.

– Ахнешь, – пообещал сыщик, дожидаясь, пока те уйдут из комнаты.

– Что за тайны мадридского двора?

Генерал-майор был чем-то недоволен. Семья почувствовала это и быстренько скрылась во внутренних комнатах. Лидия Павловна успела рассказать сыщику, что это теперь обычное состояние мужа. Виктор Рейнгольдович вернулся из Маньчжурии не только без руки, но и с расстроенными нервами. Совсем не так представлял он возможности русской армии! Отдал ей всю жизнь, а она теперь бездарно погибала за лесные концессии для кучки негодяев [12] Русско-японская война началась в том числе из-за появления лесных концессий на реке Ялу, в местности, входившей в сферу японских интересов. Совладельцами концессий были лица из ближайшего окружения государя (Безобразов, Абаза, Алексеев и проч.). . В обществе репутация армии и флота упала как никогда низко, офицеров освистывали на улицах. Неудачи на полях сражений возбудили преступный элемент. Враги самодержавия использовали бедствия кампании для развала страны. Заграница откровенно радовалась русским бедам, только французы горевали вместе с нами. Японские военные придумали обидную присказку про нашу армию: «Сто битв – сто поражений». Действительно, ни на суше, ни на море русскому оружию не удалось выиграть ни одной битвы…

– Я получил письмо из Цинтау, – огорошил гость хозяина. Тот чуть не свалился со стула:

– От него?!

– Других знакомых у меня там нет.

– Покажи!

Таубе выхватил из рук сыщика пакет и принялся раскладывать на столе его содержимое.

– Черт! Глазам не верю! – говорил он при этом другу. – Это Федора рука? Не узнать. Научился подделываться, молодец.

Вдруг генерал распрямился и вперил взгляд в Лыкова:

– Но как он прислал это письмо? Неужели почтой?

– Нет, с оказией.

– Какая оказия может быть из Цинтау?

Алексей Николаевич рассказал про визит хромого капитана с татарской фамилией. Заключил он так:

– Али Ага все понял, конечно. Намекнул про разведку. Но он производит очень хорошее впечатление. Надеюсь, не разболтает. Боевой офицер все-таки…

– Шихлинский? Никогда не слыхал про такого. Надо бы отыскать капитана и предупредить. Но я сам сейчас не при делах. Ошиваюсь при академии, а разведку ведут другие люди.

– Да, но Буффаленок – твой агент, а не этих «других людей». С ними он и говорить не станет.

– Он агент Военного министерства, даже всей России, если угодно, – возразил барон. – А уж никак не генерала Таубе. Что же делать? Алексей, сам посуди: Ратманов-Гезе уникален. Рано или поздно он внедрится в самой Германии. Операция тянется уже пятнадцать лет и скоро начнет давать результаты. Но за эти пятнадцать лет много воды утекло. Сейчас в Генеральном штабе секретными вопросами занимается специальный отдел…