Иван Погонин - Превышение полномочий

– Да, брат, наделал ты делов. – Быков отхлебнул пива.

– Я ничего не понимаю! Я же поручение исполнял, вора искал. Я же нарушения у них выявил!

– Дурак ты, брат. Про часы со мной советовался, а здесь не стал? Опыта набрался?

– И ты про это. О чем советоваться-то надо было?

– А о том, куда ходить и с кем ругаться. Лейферт – лучший друг Иван Николаевича, и дружат они на возмездной основе, об этом весь Петербург знает.

– Да кто это такой, Иван Николаевич?

– Да, совсем ты плох! Иван Николаевич Турчанинов – помощник градоначальника, тайный советник. Этот чин его положению соответствует полностью. Он дает Грессеру такие хорошие тайные советы, что без этих советов Грессер уже жить не может. А также не могут жить несколько знакомых балерин Грессера, на содержание которых уходит львиная доля этих советов. Понял?

– Ничего не понял. – Кунцевич замотал головой.

– Хорошо. Буду выражаться предельно ясно. Азартные игры у нас запрещены. Но все, кто хочет, играют. Ты никогда не задавался вопросом, почему в одних местах играть можно почти в открытую, а в других строжайше запрещено?

– Я думал, везде запрещено. Сам-то я не играю, не на что.

– И не вздумай начинать, даже если будет на что. Так вот. Есть несколько мест, которые никто из полицейских никогда не проверяет. Но за такое попустительство хозяева этих мест дают мзду. Кто кому. Лейферт, например – Турчанинову. Тот делится с градоначальником. А ты Лейферта – жидовской мордой! Теперь понял?

Надзиратель растерянно глядел на старшего товарища:

– Теперь понял. И что же, ему все с рук сходит?

– Конечно! При такой поддержке, брат, с рук не только организация притона азартных игр сойдет, но и все что угодно, ну, разве кроме покушения на священную особу государя императора…

Сыщик загрустил:

– Так меня, пожалуй, теперь уволят…

Кунцевич отделался тремя сутками ареста. Как чин полиции, он содержался отдельно от остальных арестантов, в «секретной» камере. Сильно кусали клопы, поэтому спал он плохо. В остальном все прошло сносно, он даже один раз ночью пил водку с дежурным помощником смотрителя полицейского дома. Но на душе было очень скверно.

В 1889 году в Петербурге, который населяло в то время около миллиона человек, было зарегистрировано 55 убийств и покушений на убийство. Обычно эти преступления раскрывались полицией в течение десяти минут после прибытия на место происшествия. На полу грязной лачуги или трактира лежал труп с пробитой обухом топора головой, рядом валялись и орудие преступления, и пьяный в стельку преступник. Если злодей после совершения преступления мог держаться на ногах и скрывался до прибытия чинов полиции, то на его розыск уходил день-другой, необходимый для проверки разных притонов и питейных заведений в ближайшей от места происшествия округе. Сыскная полиция проводила дознания только по таким убийствам, которые были совершены «с заранее обдуманным намерением» и раскрыть которые «по горячим следам» не представлялось возможными. Но таких преступлений в процентном отношении к общему числу убийств было крайне мало. Например, за первые десять месяцев 1889 года сыскная провела только четыре дознания по убийствам. Такие преступления относились к числу чрезвычайных происшествий. А уж если было убито несколько человек, да из благородных, да с хищением имущества, то тут на ноги поднимали всех. Вот почему, когда 21 ноября 1889 года в квартире отставного генерал-лейтенанта Штрундмана были обнаружены трупы его жены и горничной, недостатка в высоких чинах на месте происшествия не было.

Жеребцов их с Быковым в квартиру не пустил:

– Там и без вас народу хватает. А вы давайте-ка по соседям пройдитесь, поспрашивайте, не видели ли они чего, – сказал чиновник для поручений и скрылся за дубовыми дверями генеральского жилища.

Быков передвинул свой «пирожок» со лба на затылок.

– В доме четыре этажа, три парадных, на дворе – два флигеля, эх, до вечера придется ходить. Но деваться некуда. Давай-ка, Мечислав, начинай с флигелей, а я этой парадной займусь, да и с дворниками потолкую.

Убийство было совершено в промежуток с девяти утра до трех дня – в то время, когда генерал, занимавший в каком-то обществе почетную должность непременного члена, находился в присутствии.

Дом был заселен преимущественно людьми небедными, угловых квартир не было даже во флигелях [3] Угловая квартира – квартира, в которой в найм сдавались не комнаты, а «углы» – койко-место. Иногда население двухкомнатной угловой квартиры доходило до семидесяти человек. . Кунцевич уже час ходил по черным лестницам, стучал в закрытые двери кухонь, общался с прислугой, но ничего интересного для розыска ему выведать так и не удалось. Кухарки и горничные, узнав о случившемся в доме происшествии, всплескивали руками, ахали и норовили задать с десяток вопросов, не отвечая при этом на вопросы сыскного надзирателя. Когда же окриком беседу удавалось вернуть в нужное русло, прислуга скучнела, становилась несловоохотливой и на вопросы отвечала односложно: «Не знаю, не видала, мне за другими следить недосуг, я с утра до вечера как белка в колесе кручусь». Обойдя флигели, Кунцевич отправился в генеральскую квартиру за дальнейшими инструкциями.

В многокомнатном жилище никого из сыскной он не встретил – квартира была наполнена чинами судебного ведомства и наружной полиции. У входной двери стоял городовой, местный пристав и частный врач в распахнутых шинелях сидели на кухне и курили, в гостиной следователь вслух читал понятым протокол осмотра места происшествия:

– «По заключению врача смерть госпожи Штрундман последовала не ранее чем за три часа до обнаружения тела от удара твердым тупым предметом в область головы. Смерть девицы Грачевой наступила в это же время, от удара острым предметом».

Увидев Кунцевича, судейский прервал чтение:

– Вам что здесь нужно, милостивый государь? Вы, вообще, кто?

– Надзиратель сыскной полиции Кунцевич, ваше высокородие. Проводил поквартирный обход домовладения, ищу начальство, чтобы доложить о результатах.

– Да будет вам известно, молодой человек, что начальством на месте происшествия для всех чинов полиции является следователь. Поэтому о результатах ваших розысков вы должны докладывать мне.

– Слушаюсь! Докладываю: ничего интересного для следствия в ходе обхода выяснить не удалось.

– Господи, ну чего же вы мне тогда голову морочите! Зачем от дела отрываете? Вам заняться нечем? Тогда, будьте любезны, спросите у хозяина какую-нибудь коробку, в которую можно вещественные доказательства упаковать. – Следователь показал на лежавшие на столе предметы: небольшой топорик с бурыми следами на лезвии и молоток, к которому прилип клок седых волос.