Николай Свечин - Случай в Семипалатинске

В Павлодаре кипела деловая жизнь, колонна с трудом пробиралась к выезду на тракт.

– Что здесь сегодня, ярмарка, что ли? – крикнул отец сыну. – Не протолкнуться!

– Крестьяне убрали зерно, везут в Омск. Самая горячка. А еще соль, уголь, кожи… Бойкое место, прямо степной Чикаго.

Путешественники вывернули на площадь, и Алексей Николаевич присвистнул. Это оказалась не площадь, а огромное пепелище. Несколько кварталов выгорели подчистую, лишь печные трубы торчали тут и там.

– В девятьсот первом году был большой пожар, – Николай кивнул на закопченные развалины. – До сих пор отойти не могут. Полгорода тогда сгорело.

Не без труда они вырвались из Павлодара и двинулись на юго-восток. Триста с небольшим верст – на один зуб! Опять потянулись соляные озера и казачьи станицы. Из них выделялась Ямышевская, где родился знаменитый географ и путешественник Потанин. Песчаная холмистая местность без единого кустика уже порядком надоела командированному. Правда, ее стали разнообразить невысокие скалы, которые вырывались из земли, как гребни Змея Горыныча. Иногда камни слоились под воздействием ветра, и тогда они походили на стопку огромных блинов, набросанных друг на друга. Другие напоминали оплывшие свечи, третьи – юрты кочевников. Между ними слонялись бесчисленные табуны лошадей и огромные отары овец.

В Глуховской легчанку отпустили, и Лыков опять водрузился на кобылу. Он отдохнул и был готов к подвигам.

– Ну, Чунеев, показывай свои семь палат!

Сын фыркнул:

– Эка хватил.

– Не понял. Если город называется Семипалатинск, то вынь и положь.

– Никак не получится. Когда его основывали почти двести лет назад [21] Семипалатинск был основан в 1718 году. , палаты там еще были. Точнее, не палаты, а развалины семи больших строений из необожженного кирпича, поскольку калмыки обжигать его не умели. Сейчас и следа тех развалин не осталось. Кроме того, место для города выбрали неудачно. Не знаю, правда ли это, но говорят, что пришлось четыре раза его переносить.

– Четыре раза? Вот глупость! Ведь затраты, хлопоты.

– Трудно найти подходящий во всех отношениях базис в этих краях. Крепость постоянно затапливало в половодье, или вода подмывала берег… А потом, в сам город мы не поедем, ты зря размечтался. Как раз у Старо-Семипалатинского поселка свернем с тракта и укроемся в юртах. Надо сначала разнюхать, что творится, как там наши девять адаевцев, какие еще новости…

От Старо-Семипалатинского до областной столицы всего шестнадцать верст. Лыкову опять хотелось в баню, но увы… Не задерживаясь в поселке, всадники свернули налево и ехали еще полдня. Путь их, к удивлению питерца, сначала шел через сосновый бор. Николай пояснил, что лес охватывает город широкой полосой с северо-востока и весьма украшает местность. Пройдя его насквозь, путники снова оказались в голой степи. Наконец появились юрты летнего стойбища – много, целый аул.

– Это казахи племени аргынов рода басентийн, к которому принадлежит наш Ботабай Ганиев, – сказал подпоручик коллежскому советнику.

– Для чего мне знать его род?

– Папа, здесь это очень важно. Каждый казах помнит свою родословную до седьмого колена. Это нужно для того, чтобы избегать кровосмесительных браков. Потом, принадлежность к тому или другому роду часто определяет характер человека. Вокруг Семипалатинска лежат земли аргынов и найманов. Аргыны хитрые, хотя сами себя считают просто умными. Они предприимчивы, умеют со всеми ладить. Найманы, наоборот, простодушные, доверчивые, у них доброе сердце, но короткая память.

– Мы надолго затаимся в этом ауле?

– На день-другой. А пока ждем приглашения.

– Какого приглашения? – спросил сыщик, оглядываясь по сторонам.

– Ну как же. Приехал человек из самого Петербурга, да еще полковник. Надо встретить его как полагается. Я-то здесь частый гость, привычный, притом молодой. А тебе особый почет. Бота сейчас все организует.

Их спутник бросил поводья подбежавшему сородичу и скрылся в главной юрте. Лыков сразу понял, что она главная: находилась в центре летовки, была больше других и накрыта белыми войлоками. Остальные юрты были меньше, и войлоки у них оказались серые. В стороне сгрудились маленькие закопченные шалаши, по три штуки зараз – видимо, летние кухни.

Появление гостей вызвало переполох, но только у детей. Ребятишки сбежались и стали их рассматривать, тихонько переговариваясь. Прошли две женщины, покосились, кивнули в знак приветствия и тоже исчезли в ставке. Николай пояснил, что это замужние дамы, поскольку они были в белых, спускающихся на плечи капюшонах. Мужчины не показывались – не то были заняты работой, не то считали ниже своего достоинства пялиться на приезжих. Тот же, кто держал кобылу Ботабая, улыбался, но помалкивал. Николай заговорил с ним первый. Разговор велся вежливо, на незнакомом питерцу языке. Он спросил сына:

– Ты знаешь их язык?

– Как бы я мог служить тут, не зная его?

– Это казахский?

– Правильнее сказать, тюркский. Казахское наречие. Их три, есть еще узбекское и джагатайское, я владею всеми.

– Снесарев упомянул, что ты говоришь на пяти языках, это правда?

– Теперь уже больше. Арабский, фарси, западный диалект китайского, монгольский, уйгурский, тюркский, урду, армянский, пушту [22] Урду – родственный с хинди язык народов северной Индии, пушту – язык афганцев. . Ну, не считая французского, английского и немецкого, разумеется – эти я освоил еще в юнкерском училище.

– Молодец, не хуже самого Снесарева, – похвалил сына Алексей Николаевич.

– Если бы еще начальство ценило, – вздохнул тот. – Вон британцы: добавляют к жалованию офицера две тысячи рупий, если он в Индийской армии изучил иностранный язык. А за наш, русский, будто бы даже пять тысяч, как за особо трудный. И что у нас? Пособия покупаю за свой счет, учителям плачу из собственного кармана. Хорошо, есть лесное имение, а то не знаю, как бы я выкручивался.

Наконец Ботабай вышел и пригласил гостей к аксакалу. Из круглого отверстия в крыше юрты валил дым, вкусно пахло едой.

– Алексей Николаевич, я похлопотал за вас, – усмехнулся Ганиев. – Сегодня угоститесь кониной. Но начнут все равно с баранины.

Жилище аульного аксакала выглядело нарядно. Стены юрты снаружи были украшены лентами и узорчатыми войлоками, деревянные части выкрашены. Низ войлоков по случаю жары подняли. Но что творилось внутри, было не видно, поскольку обзор закрывали спущенные до земли плетеные циновки. Гости распахнули резные двустворчатые двери веселого желтого колера и вошли.

Юрта внутри оказалась на удивление просторной. Пол весь устлан кошмами, лишь посредине, там, где горел очаг, оставалась неприкрытая земля. На огне висели казан и большой чайник. С той стороны очага, лицом ко входу расселись пять человек: седобородый старец и четверо казахов помоложе, примерно возраста Лыкова. Старец поднялся и начал учтивым голосом произносить речь. Ботабай переводил. Аксакал благодарил Всевышнего за подарок в лице гостя из Петербурга, почтившего своим вниманием скромного кочевника… Потом он представил остальных, которые оказались его сыновьями. Лыков тоже назвался и вручил хозяину заранее приготовленный подарок: большую сахарную голову и цыбик зеленого чая высшего сорта – «лао ча» («почтенный»).