Дарья Калинина - С милым и в хрущевке рай

Но, будучи уже сам дедом, Сережа отнесся к разводу родителей так болезненно, словно был еще маленьким ребенком. Он кричал, ругался, топал ногами и даже временами принимался плакать и требовал, чтобы родители помирились. А когда этого не произошло, то Сережа во всем обвинил отца. Александр Геннадьевич получался у него глупцом, мама – невинной жертвой, а новая супруга при таком раскладе становилась каким-то чудовищем и спрутом, захомутавшим его отца обманом и ложью. Объяснить, что это не совсем так, не получалось. Сережа не желал слушать объяснений. Он вообще ничего не желал слушать. Он для себя уже все решил, и другого мнения по этому вопросу быть не могло.

После десяти лет супружества тети и Александра Геннадьевича ситуация несколько сгладилась. Семьи старшего и младшего поколений даже иногда общались. Но, сидя за общим столом, Сережа нет-нет да и вставлял словечко, которое давало всем понять, что он-то ничего отцу и его новой супруге не забыл и ничего им двоим он не простил.

Одним словом, отношения тети с пасынком нельзя было назвать теплыми и дружественными. Ситуация еще больше усугубилась, когда выяснилось, что Александр Геннадьевич оставил завещание, в котором все свое движимое и недвижимое имущество завещал своей любимой жене Александре Евгеньевне, собственно говоря, тете.

Вот тут-то и начался форменный бедлам!

Сережа кричал так, что подвески на хрустальной люстре тряслись и лопались. Он кричал, что это жуткая несправедливость, чуть ли не грабеж! Он обвинил тетю в таких преступлениях, из которых убийство всех ее супругов было самым меньшим злом. Не удовольствовавшись этим, Сережа проклял тетю всеми известными ему проклятиями и даже специально для нее придумал несколько новеньких.

Стеша все эти выступления тетиного пасынка прекрасно помнила. И теперь не удержалась от упрека:

– И после всего этого вы с ним еще общались!

– Как же нам было не общаться? Ведь по делам наследственным мы волей или неволей, но встречались.

Дело в том, что Сережа не ограничился одними устными угрозами в адрес тети. Он и впрямь обратился в суд, требуя, чтобы ему выделили его долю. И напрасно все юристы в голос объясняли ему, что сделать это вряд ли получится, завещание есть завещание, там все четко указано, но Сережа не терял уверенности, что добьется успеха.

– Мне нужны не деньги и не квартира, я хочу справедливости! Не позволю этой особе жить в квартире, в которой должны были жить мама с папой.

– Ваш папа умер.

– Не важно. Там должны жить его прямые потомки!

То есть Сережа, его сын и внуки. И с этой позиции Сережа не сходил.

Припомнив все эти обстоятельства взаимоотношений тети и ее пасынка, Стеша предположила:

– Наверное, Сережа вас так достал, что ваше подсознание «пожелало» увидеть его мертвым.

Тетя кивнула.

– Я тоже сначала так подумала, когда увидела его лежащим на полу в кухне. Решила, что допек он меня, вот и чудится мне, что я его прикончила. Но потом я подошла к нему и поняла, что он тут и впрямь лежит. Я его потыкала, и он был мягкий.

– Вы… Что вы сделали?

– Я его потрогала.

Стеша изумилась отваге собственной тети. Вот это она молодец! Не побоялась. Стеша бы ни за что не решилась на такое.

– И он был в крови. Я испачкала руки и пошла их вымыть. В ванне мне неожиданно стало нехорошо, я вроде как потеряла сознание.

Ну еще бы!

– Когда я очнулась, то обнаружила, что лежу в своей кровати. Как я туда добралась, я не помню. Но о Сереже я помнила. Я пошла на кухню, чтобы попытаться оказать ему помощь или выяснить, что же с ним произошло, но его там уже не было.

– Как – не было?

– Так. Только кровь…

– Лужа?

– Понимаешь, от лужи к этому времени осталось всего несколько небольших пятен. Но и они уже всасывались обратно в пол.

– Что?

– Всасывались в пол, – повторила тетя.

Стеша взглянула на пол.

– Вот в этот самый пол?

– Да.

Пол на кухне у тети был застелен практичным линолеумом, а этот материал никак нельзя назвать гигроскопичным. Всасывать в себя жидкости он не умеет. Что на него пролилось, так там и останется навечно или, во всяком случае, до тех пор, пока жидкость не высохнет. Но если бы на линолеуме высохла лужа крови, то остался бы след. Обязательно. А тут ничего не было. Ничегошеньки.

– Где это было точно?

– Вон там.

И тетя указала на участок пола перед холодильником. Опустившись на колени, Стеша внимательно осмотрела линолеум. Теперь она окончательно убедилась, что он не идеально чист. Линолеум был покрыт какой-то белесой пылью, вроде крахмала или муки. Пыли было совсем немного. Стеша провела по ней пальцем и принюхалась. Пахло какой-то химией. Похоже, тетя в последний раз плохо смыла мыльный раствор, вода высохла, а моющее средство осталось на полу.

– Ну как?

– Ничего. Только какой-то белый порошок.

И Стеша показала тете испачканный палец. Тетя взглянула на палец племянницы равнодушно. Белый порошок, ошибочно принятый ею за обычную пыль, не вызвал у тети каких-то ассоциаций, кроме той, что пол у нее на кухне не очень чистый, это для хорошей хозяйки неудобно, а потому нужно поскорей удалить свидетельницу своего позора из этого помещения.

– Ну и ладно, – произнесла она преувеличенно бодрым тоном. – Значит, мне это все просто показалось.

И выпроваживая Стешу из кухни, она сказала:

– Прости, что я ударилась в панику и выдернула тебя из дома. Пойдем попьем чайку, и я провожу тебя домой.

Чай тетя заварила знатный, душистый и ароматный. Стеша порезала тонкими дольками лимон, достала несколько веточек мяты, настрогала корень имбиря. Что тетя, что племянница – обе были любительницами чаепитий, вот и сейчас каждая выдула по три чашки. Единственная разница, что тетя пила обжигающе горячий напиток, почти кипяток, а Стеша предпочитала сперва свой чай немного остудить.

Во время чаепития разговор шел на нейтральные темы. Стеша несколько раз порывалась снова заговорить с тетей о случившемся, но каждый раз натыкалась на нежелание тети возвращаться к этой теме. Но уже прощаясь у дверей, Стеша призналась:

– Тревожно мне как-то вас оставлять одну.

– А что со мной может случиться?

Как всегда, тетя храбрилась. Но Стеша все еще не могла забыть свой марш-бросок по темному городу и встретившую ее в дверях перепуганную тетю.

– Чтобы раз и навсегда поставить точку, надо бы вам позвонить Сереже. Узнайте, что с ним.

– Да, ты права, – сказала тетя.

Но произнесла она это таким тоном, что всякому было бы ясно, что звонить кому-либо, и в особенности своему пасынку, тетя ни за что на свете не будет. Что поделать, тетушка умела быть упрямой словно старый мул. И Стеша знала: если уж тетя что-то вбила себе в голову, переубедить ее будет делом не одного дня.