Алексей Макеев - Смерть в большом городе

– А почему группа выезжала? – удивился Гуров. – Если человеку на спортивной площадке стало плохо, разве это дело не «Скорой помощи»?

– Вот и я так подумал. А потом из разговоров следователя и оперативников понял, что начальство все-таки обеспокоено этими смертями, но не хочет само раздувать историю, чтобы потом не отвечать. Хотя понять все же пытаются, вот меня с группой и отправили.

– И что по вашей части? – спросил Крячко, снова перейдя в общение с экспертом на «вы».

– Ничего. Насколько я понял, парень бегал вместе со всеми, они там в баскетбол играли, потом ему вроде стало плохо, он стал отходить в сторону и вдруг упал. Вот и вся картина происшествия. Следователь говорила, что при опросе никто не признал никаких травм, толчков, падений. Я тоже ничего не нашел. Мы его одежду изъяли, в лаборатории все осмотрели, на предмет следов наркотических веществ в карманах. Ничего. Видимо, парню в самом деле просто стало плохо. Остановилось сердце, хотя мне это кажется странным. Как это без всяких причин оно может остановиться?

– Ну, странного тут ничего нет, – отозвался из темноты Гуров. – Вы сколько в органах служите?

– Три с лишним года.

– А я – тридцать с лишним лет. И поверьте мне, Василий Сергеевич, такое бывает. Человеческий организм, несмотря на все достижения науки, остается во многом еще большой загадкой. Медики прекрасно знают, что молодые мужчины не так уж и редко умирают просто так. Подвести под это теорию, конечно, можно. И подводят, те, кому нужно диссертацию защитить. Но все эти притянутые за уши, но такие правдоподобные доводы ничего толком не доказывают. Наследственность, перенесенные когда-то травмы, влияние различного вида излучений, экологическое загрязнение и тому подобное, все это убедительно, но вот миллионы людей с подобными условиями существуют, а эти умерли. Почему?

– Потому что у них организм немного по-другому устроен, – предположил Барсуков. – Другая реакция.

– Видите ли, Василий Сергеевич, я не врач, я – сыщик, который много общался с врачами. Понимаете, я усвоил одну вещь: если что-то является смертельным, то оно смертельным и будет по своим последствиям, и от него умирают массово, а не единично. Если смертельно вредно жить в каких-то условиях, то там смертность выше, намного выше, чем в других местах. А мы что имеем? У всех все нормально, только шесть или девять парней умерли. Сколько населения в этом районе города?

– Примерно сто шестьдесят тысяч, – ответил эксперт.

– Вот и соотнесите шесть и сто шестьдесят тысяч. Это даже за пределами всех погрешностей вычислений, это даже за пределами статистических процентов, на которые не обращают внимания. И медики не обращают, потому что, по всем статистическим законам, это очень мизерный процент. И для вашего начальства, Василий Сергеевич, это мизерный процент. А вот журналист обращает, ему вот непонятно, почему даже такое мизерное количество людей умирает по необъяснимым причинам. И для нас со Станиславом Васильевичем это тоже реальные люди, у которых есть родители, друзья, у которых была своя, полная молодости жизнь. И вот она оборвалась. А в чем причина? И вот когда мы убедимся в результате очень тщательного разбирательства, что это не криминал, что нет внешних причин, а есть лишь свои собственные причины, которые лежат внутри каждого из этих человеческих организмов, тогда нам останется лишь скорбно развести руками. А до этого придется работать.

Гуров любил работать на свежую голову. Для него каждое утро, если это был рабочий день, начиналось как новая, только что перевернутая страница книги бытия. За годы своей полицейской, а до этого и милицейской службы он привык к определенному ритуалу. Подъем в шесть часов, бодрящий душ, тщательное бритье, неторопливый завтрак, за которым мысли окончательно настраиваются на рабочий лад и окончательно формируются поправки к плану работы на день.

Он любил и само утро, и свежие мысли, этим утром приносимые. Любил свой диван в кабинете, с которого было видно утреннее солнце, поднимающееся над многоэтажками. Это тоже был ритуал начала рабочего дня. Диван перед планеркой у генерала Орлова.

Вот у Крячко, у того все немного иначе. Он был человеком импульса. Частенько засиживался допоздна, любил ночные бдения, когда после бешеного ритма рабочего дня наступал покой, и ему зачастую думалось лучше. Он вообще был полуночником, ему в ночной тишине в голову приходило больше толковых мыслей, чем по утрам.

Без двадцати восемь утра Гуров и Крячко поднимались к себе в номер из гостиничного буфета. Один – сосредоточенный и молчаливый, второй – веселый и чуть расслабленный, раскланивающийся с незнакомыми женщинами, отпускающий комплименты и обворожительно всем улыбающийся. Шарма по утрам у Крячко было хоть отбавляй.

– О, Барсиков проснулся? – расплылся в улыбке Стас, увидев топтавшегося с сонным видом у дверей номера капитана Барсукова.

– Я – Барсуков, – недовольно свел брови капитан.

– А выглядишь, как Барсиков, который только и ищет местечко поуютнее, где можно привалиться и сла-аденько так вздремнуть.

При слове «сладенько» челюсть Барсукова непроизвольно дернулась в зевотной судороге. Капитан так и не выспался этой ночью. Или это было его обычным состоянием. Отвечая на приветствие, Гуров пожал эксперту руку и осведомился:

– А где у нас судмедэксперт? Помнится, что из Москвы был запрос и на судмедэксперта для помощи нашей группе?

– Так точно, – кивнул Барсуков, поглядывая на удобное кресло в холле гостиничного номера, куда они втроем вошли. – Для оказания помощи в ваше распоряжение откомандирована из числа сотрудников Областного бюро судебно-медицинской экспертизы Марина Всеволодовна Савицкая.

– Марина Вселово…двл…лодовна, – Гуров чертыхнулся и со второй попытки выговорил тщательно и по слогам: – Все-во-ло-дов-на. Вот сочетание придумали родители ее папы! Не думали, что отчество не выговоришь. Так где она?

– Она… – Барсуков замялся. – Она, собственно, сейчас у себя в бюро. На работе.

– Не понял? Вы сказали, что она официально прикреплена к нам. Она что, не предупреждена о времени нашего прибытия?

– Вчера я лично ей звонил, Лев Иванович, сообщил о вашем приказе собраться здесь для совещания. А утром у нее телефон был недоступен. Я перезвонил в ее кабинет, девушки сказали, что она на работе, только вышла куда-то. Я попросил, конечно, перезвонить мне, но пока…

Короткий стук в дверь заставил Барсукова замолчать на полуслове. Дверь распахнулась, и на пороге появилась дама, которой на первый взгляд можно было дать где-то около сорока. Плотное тело с пышной грудью и широкими бедрами было затянуто в дорогой костюм. Юбка чуть выше колен открывала стройные ноги в телесного цвета колготках.