Луиза Пенни - Хороните своих мертвецов

Гамаш и его молодой проводник находились в тамбуре. Потолки здесь были низкие, хотя, возможно, они и не казались низкими тем, кто строил здание: плохое питание и суровые условия жизни делали этих людей на несколько дюймов ниже нынешних поколений. Но все же большинству из них наверняка приходилось нагибать здесь голову, как это делал сейчас он. Полы были земляные, в помещениях было прохладно, но не холодно. Они находились ниже горизонта промерзания; пусть здесь и не грело солнце, но зато и мороз не схватывал землю. Этакое мрачноватое чистилище, где не бывает жары, но не бывает и холодов.

Старший инспектор прикоснулся к каменной стене, думая о том, сколько мужчин и женщин, давно ушедших в мир иной, прикасались к этим камням до него, спускаясь сюда, чтобы принести из погребка хранившиеся здесь овощи. Чтобы поддерживать жизнь в голодных заключенных, пока не придет время их казни.

За тамбуром находилось другое помещение. Помещение, в котором горел свет.

– После вас, – сказал Гамаш полицейскому и последовал за ним.

И снова его глазам пришлось приспосабливаться, хотя теперь на это ушло меньше времени. Мощные промышленные лампы были подвешены к каменному сводчатому потолку и стенам, но большинство было направлено в угол помещения. А в углу работали несколько мужчин и женщин. Кто-то делал фотографии, кто-то отбирал образцы, некоторые собрались вокруг чего-то невидимого Гамашу. Однако он хорошо представлял себе, что это такое.

Тело.

Инспектор Ланглуа встал, отряхнул грязь с колен и подошел к нему:

– Я рад, что вы передумали.

Они пожали друг другу руки.

– Мне нужно было поразмыслить. Мадам Макуиртер тоже просила меня поучаствовать, стать кем-то вроде честного посредника между вами и ими.

Ланглуа улыбнулся:

– Она считает, что им нужен такой посредник?

– Ну, в той или иной мере об этом просили и вы. Разве нет?

Инспектор кивнул:

– Верно. И я благодарен, что вы здесь, просто я подумал, не стоит ли нам делать это на неформальной основе. Может быть, рассматривать вас в качестве консультанта? – Ланглуа огляделся. – Хотите посмотреть?

– S’il vous plaît [25] Будьте добры, пожалуйста (фр.) . .

Такие сцены были знакомы старшему инспектору. Бригада криминалистов на ранней стадии сбора улик, с помощью которых можно будет предъявить кому-то обвинение в убийстве. Коронер все еще находился здесь – в этот момент он как раз поднимался на ноги. Молодой доктор, присланный из больницы «Отель-Дьё», где находился офис старшего коронера Квебека. Правда, этот молодой человек не был старшим коронером, знакомым Гамашу. Но, судя по хладнокровию молодого человека, у него уже имелся опыт работы.

– Его ударили сзади вот этой лопатой. – Доктор показал на прикопанную лопату рядом с телом. Обращался он к инспектору Ланглуа, но постреливал глазами на Гамаша. – Вполне очевидно. Его ударили несколько раз. Я взял несколько образцов, нужно их будет исследовать в лаборатории, но других травм у него, кажется, нет.

– Сколько вам нужно времени? – спросил Ланглуа.

– Двенадцать часов плюс-минус час. Нам повезло с местом. Оно не изменяется. Ни дождя, ни снега, ни колебаний температуры. Подробности я смогу сообщить позднее.

Он повернулся, собрал свои инструменты, потом кивнул Ланглуа и Гамашу. Но не ушел – задержался, оглядывая подвал.

Ему явно не хотелось уходить. Ланглуа вперился в него взглядом, и молодой человек немного утратил самоуверенность, но тут же овладел собой:

– Нельзя ли мне остаться?

– Зачем? – спросил Ланглуа нелюбезным голосом.

Доктор упорствовал:

– Вы знаете.

Инспектор Ланглуа повернулся к нему всем телом, вынуждая его продолжать:

– Не знаю. Скажите мне.

– Понимаете… – Доктор запнулся. – Возможно, вы найдете еще что-нибудь.

Почувствовав, как напрягся инспектор, Гамаш подался к нему и прошептал:

– Может быть, лучше ему остаться.

Ланглуа нехотя кивнул, и коронер вышел из круга света, шагнув через резкую границу в темноту. И стал ждать.

На всякий случай.

Все здесь знали, что это за случай.

Старший инспектор Гамаш приблизился к телу. Яркий свет не оставлял места для воображения. Он высвечивал грязную одежду убитого, спутанные длинные седые волосы, перекошенное лицо. Руки, сжатые в кулаки вместе с землей. Жуткие раны на голове.

Гамаш опустился на колени.

Да, ошибиться в идентификации тела было невозможно. Экстравагантные черные усы, контрастирующие с белыми волосами. Длинные, кустистые брови – их с таким удовольствием пародировали политические карикатуристы. Нос картофелиной и пронзительные, почти безумные голубые глаза. Даже в смерти их взгляд оставался пристальным.

– Огюстен Рено, – сказал Ланглуа. – Сомнений нет.

– А Самюэль де Шамплейн?

Гамаш произнес вслух то, о чем думали все в этом помещении, все в этом sous-sol, все в этом здании. Но никто из них не говорил об этом вслух. Вот это и был тот «случай».

– Никаких следов?

– Нет пока, – с несчастным видом ответил Ланглуа.

Потому что там, где находился Огюстен Рено, неизменно обнаруживался и кто-то другой.

Самюэль де Шамплейн. Мертвый вот уже почти четыре столетия, но связанный с Огюстеном Рено.

Шамплейн, который в 1608 году основал Квебек, был давно мертв и похоронен.

Вот только где?

Эта великая тайна преследовала квебекцев. Каким-то образом они за прошедшие века потеряли своего основателя.

Они знали, где похоронены личности начала XVII века гораздо меньшего масштаба, лейтенанты и капитаны бригады Шамплейна. Они эксгумировали и перезахоронили бессчетное число миссионеров. Пионеры, фермеры, монахини, первые французские поселенцы – места их захоронений были известны. На их скорбные могилы приходили школьники, священники в дни праздников, туристы и гиды. Имена Эбера, Фронтенака и Мари де л’Инкарнасьон [26] Луи Эбер (1575–1627) считается первым канадским аптекарем. Луи де Буад, граф Фронтенак (1622–1698) – французский воин и придворный, губернатор Новой Франции. Мари де л’Инкарнасьон (1599–1672) – французская монахиня-миссионер, создательница монастыря урсулинок в Новой Франции. звучали по всему Квебеку, об их бескорыстии, их мужестве рассказывались истории.

Но один оставался ненайденным. Одни останки оставались ненайденными.

Отец Квебека, самый почитаемый, самый знаменитый, самый бесстрашный. Первый квебекец.

Самюэль де Шамплейн.

И один человек всю свою жизнь посвятил его поискам. Огюстен Рено перекопал, перелопатил немалую часть Старого города Квебек-Сити, следуя причудливым наводкам, всплывавшим на поверхность.

И вот он оказался под помещением Литературно-исторического общества, этого бастиона англоязычного Квебека. Оказался здесь с лопатой.