Вячеслав Белоусов - Провокатор

– Кто тама? – внятно донеслось от Жмотова и тут же добавилось. – Ты, Верунь? Чего вернулась-то?

И певец снова запел:

– Вот те раз! – взвизгнул Квасницкий и аж в ладошки прихлопнул. – Никак хозяйку ждал?

Жмотов прекратил тарабарщину, развернулся во всей красе и смерил гостя мутным взглядом:

– Это кто же к нам пожаловал? Ты, Игорёк?

– А вы Веру Павловну ждали-с?

– Отнюдь. Ты у меня гость желанный.

– Чую, чую.

– А то. Молодцом, что забежал. Угощу. У меня всегда заначка для верного дружка.

– Кто эта красавица, чей след так ощущает мой нос? – не унимался Квасницкий, жутко разочарованный неудачей заглянуть в тайную дверь. – Улавливаю неземные ароматы.

– Одно у тебя на уме, – криво усмехаясь, отмахнулся Жмотов. – Ну что? Будешь?

– Чуть-чуть. Я же от Ахапкина. А тебе не хватит?

– Сегодня в ночь выходить, – набросив на плечи диковинный халат, не новый, но со вкусом, Жмотов глянул на себя в зеркало, чем ещё более поразил дружка. – Степаныч звонил. Предупредил. Новое дело начинаем. На контриков.

– Так ты всё знаешь?

– А то. Правда, не пойму, почему мы не с тобой в паре? Пробовал Минина пытать, молчит.

– А он и не скажет ничего.

– Почему?

– Не знает.

– А ты знаешь?

– Знаю. Поэтому и здесь, – уселся к столу Квасницкий, ему не терпелось. – Наливай.

– Вот это по-нашему, – обрадовался Жмотов и руки потёр. – Действительно, сегодня праздник? Снег выпал?

– Верунчик осчастливит нас? – вместо ответа рыскнул по столу глазами Квасницкий. – Закусочки подаст? Я голодный!

– Что ты, – погрозил пальцем Жмотов. – Она дама строгих правил. Вот познакомлю – тогда. А чтоб фривольности… ни-ни.

– Порядочная, значит?

– А то… – Жмотов достал графинчик с рюмочками. – Она у меня княжеского происхождения. А мы честь бережём!

– Да ты что!

– Грузинка. Сам Нестор Семёнович рекомендовал.

– Ба-а-а, вот и дожили! – юродствуя, выскочил из-за стола, присел в поклоне Квасницкий. – Обскакал ты меня, мил дружок.

Жмотов, не замечая, вполне торжественно поднял рюмку и благосклонно продолжил:

– Слышал небось про грузинских царей, что в Успенском захоронены?

У Квасницкого вытянулось лицо, он не знал, плакать ему или смеяться:

– Так, так, так…

– Её предки сопровождали одного, – опрокинул рюмку Жмотов и глубокомысленно призадумался. – Так с ним и их… закопали.

– Во как! – всё же расхохотался Квасницкий. – Значит, есть расчёт?

– Это чего?

– При нормальном раскладе и тебе место в саркофаге сгондобит Верунька, – прыснул тот.

– Ты не кипятись, – всерьёз нахмурился приятель. – Тебе дело, а ты…

– Вот я к тебе как раз и с делом, – погладил пальчиком голую грудь товарища Квасницкий и пригубил рюмочку. – Надел бы портки, а то прямо глаз некуда положить.

– Стесняешься?

– Разговор серьёзный ждёт.

– А у тебя другие бывают?

– Жизнь заставляет всё время клыками грызть.

– А мне не к спеху, – рассерчал Жмотов, во хмелю он становился несговорчив. – Мне до вечера ещё дурака валять. Давай, выкладывай свои секреты.

– Считаешь, что готов?

– А я всегда, как хороший солдат, – захохотал тот. – В бой трубят, а у него живот поносом скрутило.

– Ну что ж, вижу – бодро держишься. – Квасницкий поднялся, заходил по комнате, кивнул со значением на дверцу за шкафом. – Гарантируешь?

– Без намёков, – повёл бровями Жмотов. – Порода не позволяет шпионить.

– Ну, ну, – отошёл всё же подальше к окну Квасницкий. – Шекспир предупреждал: женщине доверять – утром можно не проснуться.

– С кем ни попадя спать не следует, – буркнул Жмотов и ещё рюмочку хлебнул.

– Значит, так?

Жмотов только на стол склонился и голову рукой подпёр, как послушный школьник:

– Толкуй, а то в сон вгонишь.

– Тогда… с чего бы начать?

– С начала, – сомкнул веки Жмотов, но так натурально, что, испугавшись, Квасницкий перестал дурачиться и отчаянно пальнул:

– Есть шанс вляпаться в дерьмо!

– О! Как это не по-вашему, Игорёк, как не аристократично…

– В паскудную историю мы уже вляпались, мой дружок, теперь нам грозит новое счастье.

Жмотов лишь ресницами дрогнул, тычась носом в ладошку.

«Ему сейчас, конечно, на всё накласть, а через десять – пятнадцать минут он совсем никакой будет, – с тоской подумалось Квасницкому, но другая мысль подтачивала: – А может, так оно и лучше? Он всё успеет услышать, многое запомнит, главное поймёт, и это останется в его памяти навсегда. О прочем пусть сам кумекает. Если трезвым был, вспомнил бы о таких химерах, как совесть, о других высоких материях. А так – и мне, и ему легче…» Сия перспектива вписывалась в его расчёт. И он ударил в лоб:

– Дело контриков, которое тебе и Минину поручили, гнилое.

Жмотов приоткрыл один глаз, впился им в говорящего.

– На нём, скорее всего, Подымайко и погорел.

У Жмотова вспыхнуло интересом второе око.

– Это версия…

Жмотов обмяк, хмыкнув.

– Но версия рабочая! Она процентов на девяносто пять потянет. А этот урод! – Квасницкий хлопнул ладошкой по столу так, что фарфоровые чашечки в итальянском шкапчике Веры Павловны жалобно задребезжали. – Наш бестолковый баран мне это дело навязывал! Представляешь?

– Игорёчек, – откинулся на спинку стула Жмотов, млея и улыбаясь. – Но так сразу о родственнике!.. Даже мне… Зачем же?

Он изобразил осуждение и закачал головой:

– Ох, ох, ох! Разве можно так о начальстве и тем более за глаза…

– Замолчи! Тебе б только посмеяться! А он меня в это дерьмо хотел упечь.

– Ну что ты? Ты ж сказал, что нам со Степанычем там копаться? Значит, ты с ним обо всём договорился. А? По-родственному? А мы уж со Степанычем в этом дерьме как-нибудь… по уши, – осклабился Жмотов и потянулся к графинчику.

– Хватит! – отставил водку в сторону Квасницкий. – Думай своей бестолковкой, пока что-то соображаешь, а то обижаться будешь, что не всё объяснил.

– Так объясняй, – нахмурился тот.

– И я тебя в последний раз прошу! – чуть не взвизгнул Квасницкий. – Я тебя умоляю! Не тычь ты мне в нос этим родственником!

– Не понял? Я-то при чём?

– Я ещё не женат.

– Ну?

– Подковы гну! Наши отношения с Натальей Львовной не дают оснований считать, что и на службе я должен стелиться под её папашу. Тем более что мы, как известно, юридически с ней пока не оформлены.

– Вона как!.. – Жмотов всё же потянулся к графинчику и плеснул себе в рюмку, тем более что Квасницкого это уже не заботило.

– Развозят трёп! Вот народ! Не оттащишь некоторых, так и прут в твоём брюхе пошмонать!

– Ты меня ждёшь, а сама с лейтенантом живёшь, – опешив, запел Жмотов и за портсигаром полез.