Сергей Трахимёнок - Из Сибири сообщают…

Краевский в обсуждении не участвовал. Случившееся странным образом подействовало на него. Перед его глазами висел Дервиш, но ему не хотелось потрясти головой или сделать еще что-нибудь для того, чтобы избавиться от видения.

«Кто был Дервиш на самом деле? Как его звали? Была ли у него семья? Остались ли родственники? Все покрыто мраком… Типичная смерть секретного сотрудника».

Краевский поймал себя на мысли, что ему не жалко Дервиша. Словно там, на дереве, висел не его коллега, а мешок, в котором тот пребывал последнее время. Осознав это, он также равнодушно подумал, что незаметно перешел на первый уровень, но не в придуманной им операции, а в той иерархии, о которой когда-то говорил Дервиш.

– Бурдукова привезут на машине? – спросил Андросов.

– Нет, – сказал Проваторов, – я думаю, проще будет, если его приведут под конвоем.

– А конвоировать его будет Масокин, – заметил Андросов.

– Ничего себе! – возмутился Базыка.

– А кто такой Масокин? – механически произнес Краевский, уловив необычные интонации в голосе Базыки.

– Долгая история, – начал объяснять Проваторов, – Масокин когда-то служил в полусотне Базыки, но был изгнан с позором за тупость: не мог запомнить отдельные положения устава. После службы в полусотне он устроился в тюрьму конвоиром.

– Не это главное, – перебил Проваторова Базыка, – а главное в том, что он толст и неповоротлив, как бегемот на суше, но убежать от него невозможно.

– Почему? – спросил Краевский, все более втягиваясь в разговор.

– Масокин, – сказал Базыка, – попадает из винтаря в почку от тополя.

– Тогда надо заменить конвоира…

– Не надо менять, – возразил Проваторов, – у нас в отделе есть специалист по варке патронов.

В ответ на эти слова Базыка ухмыльнулся во весь рот, и Краевскому стало ясно, кто этот специалист.

– Я уже отварил несколько обойм, – сказал Базыка. – Две из них я подложу Масокину. Он может расстрелять все патроны, но ни одна пуля не попадет в Бурдукова. А в этой ситуации убежать от Масокина не сможет только дурак.

Потом все стали обсуждать другие детали операции. Где удобнее отвлечь внимание конвоира? Как незаметно расставить посты наблюдения, чтобы проследить путь и определить место, куда направится Бурдуков.

Все было, как обычно, кроме трюка с патронами, и Краевский засомневался в поварском искусстве Базыки.

– Обижаешь, начальник, – сказал Базыка и пригласил всех в автобус.

Шофера с собой решили не брать, за руль посадили Проваторова.

В березовой рощице Базыка прикрепил к дереву кусочек газеты. Потом отошел на два шага и выстрелил из винтовки. Осечка.

– Может, кто желает попробовать? – спросил Базыка.

Попробовать изъявили желание все, но никому не удалось продырявить газету.

– Ни одного выстрела… Вот это результат, – с восхищением сказал Андросов.

– В чем секрет? – спросил Базыку Краевский.

– Никакого секрета. Это старый трюк. Бросаешь в кастрюлю с кипятком горсть патронов и кипятишь их с часок. Порох и пироксилин сыреют и не воспламеняются.

– Ловко, – согласился Краевский, – а вдруг завтра это не сработает?

– Этого не может быть, – самоуверенно заявил Базыка.

По приезде в отдел замы и Краевский опять уединились в кабинете Бороды.

Базыка закрыл дверь на крючок к удивлению Краевского и позвонил дежурному:

– У руководства отдела совещание, просим не беспокоить.

– К чему такие предосторожности? – спросил Краевский.

– Сорок дней по Бороде, – ответил Базыка, – да и нам следует расслабиться, снять напряжение после стольких смертей.

– А стоит ли? – спросил Проваторов. – Завтра ответственный день…

– Стоит, стоит, – сказал Андросов.

Базыка, услышав это, вытащил из-под стола мешок, именуемый в Каминске «сидором», и выставил его на стол, извлек из ящика стола четверть самогона. Тут же появились три стакана, и Краевский понял, что Проваторов, видимо, вследствие его болезни, не считается в отделе полноправным участником застолья.

Закусь была небогатой, но достаточно сытной. Хлеб, сало, вареная картошка.

– Ты что, женой обзавелся в обход отдела кадров? – спросил Андросов Базыку.

– Еще чего, – отозвался Базыка, – самогон ребята конфисковали, а закусь Аграфена пожертвовала.

Базыка взял в руки стакан и уставился на Андросова, который готовился произнести речь.

Речь Андросова была длинной и бестолковой. Он начал, как обычно, с того, что мы окружены врагами, а закончил заверениями о неизбежности победы мировой революции.

Поскольку в речи Андросова не было сказано ни слова о Бороде, Краевский напомнил об этом.

Все замы, включая тактичного Проваторова, посмотрели на него как на сумасшедшего или представителя другого времени: только ему могло быть непонятно, что Борода – борец за торжество мировой революции, а значит, речь как раз шла о Бороде.

После первого выпитого стакана все, включая не пившего Проваторова, оживились и разговорились.

– А ты знаешь, – заявил Андросов, грозя Краевскому пальцем, – я сначала думал, что тебя из губернии прислали присмотреться, чтобы потом назначить начальником, а потом смотрю – не-а… Ты еще зелен для начальника.

– Ну почему же, – язвительно заметил Проваторов, – в Гражданскую полками командовали шестнадцатилетние, а дивизиями – двадцатилетние, если исходить из этого, то Краевский для нашего отдела явный перестарок.

– Ну, сейчас не Гражданская война…

– Как сказать, – ответил Проваторов.

– Что ты имеешь в виду? – запетушился Андросов.

– Война – это не всегда фронт, армии… Война – это мертвые, падение нравов, обесценивание человеческой жизни.

– Войну мы закончили на Тихом океане, – сказал Базыка.

– Хорош трепаться, – пьяно произнес Андросов, – давай еще по одной.

Выпили еще по стакану, и Краевский стал плохо соображать, где он, чем занимается. Однако внутренний голос все время нашептывал: в пьяном виде человек хуже обычного контролирует свои поступки и слова.

– Слушай, – обратился он к Базыке, – ты сказал, что закусь готовила Аграфена. Она что, была любовницей Бороды?

– У Бороды не было любовницы, – влез в их разговор Андросов, – у него был товарищ по досугу… Ясно?

– Ясно, ясно, – как бы оправдываясь в чем-то, произнес Базыка и предложил выпить еще.

– Ну, довольно, – сказал Проваторов, – а то вы по пьянке Аграфену делить начнете.

– Делить не начнем, – ответил Базыка, – а поговорить можно. Почему бы не поговорить? Уж лучше о бабах говорить, чем о трупах и смертях…

– А что ты знаешь о смерти?

– Это ты мне говоришь, мне? – возмутился Базыка. – Да я столько смертей видел…

– Ты видел, как умирают люди, но не видел смерти.

– Что за чепуха, – вмешался в их спор Андросов, – кончайте, нашли о чем говорить.