Сергей Богачев - Век испытаний

Поля не стала ждать продолжения любовных прелюдий и побежала к входной двери, прихватив с собой с вешалки пальто и забыв головной убор.

– Ты сейчас сделала самую большую ошибку в своей жизни! Теперь я точно найду твоего муженька! – услышала она вслед.

По лестнице она бежала на носочках, чтобы каблук не сломался, и ревущая, с пальто в руках, промчалась мимо дежурной.

«Что же я наделала, что же я наделала…» – только одна мысль сверлила ей голову, пока она бежала до трамвая.

«Странные какие-то нынче барышни пошли… Как будто не знала, зачем к Авелю ходят на ночь глядя…» – Дежурная ухмыльнулась и уткнулась в утреннюю газету.

Утром Авель Сафронович с больной головой прибыл в рабочий кабинет. Голова болела внутри от лишнего литра вчерашнего вина, снизу – оттого, что он получил удар плечом, и слева – от затрещины Полины.

– Соедините меня с ОГПУ. Мне нужен Ремизов. – Телефонная трубка утвердительно ответила и попросила подождать.

К вечеру, когда уже стемнело, Кузьма Ильич прибыл в приёмную секретаря ЦИК СССР, снял шинель, сдал шашку и ожидал вызова в кабинет. К тому времени Ремизов дослужился до помощника начальника Секретно-оперативного управления ГПУ и имел на левом рукаве мундира три ромба.

Авель Сафронович общаться с Дзержинским лично не любил ввиду резкости и бескомпромиссности главного чекиста. Даже в бытность того народным комиссаром путей сообщения СССР колкий взгляд Дзержинского выводил Авеля из равновесия. Казалось бы, подчинённый, а всё равно колкий и ершистый. Енукидзе всегда его опасался, старался дистанцироваться, и Дзержинский это заметил. Теперь же, когда часто возникала необходимость решения межведомственных вопросов между ОГПУ и ВЦИК, стал вопрос, кто «гора», а кто «Магомет». Для снятия напряжения в вопросах самолюбия руководителей контактёром был определён Кузьма Ремизов. Авелю так было проще и удобней, а Дзержинский одобрил негласное назначение Кузьмы Ильича, справедливо рассудив, что Секретному отделу будет нелишним присутствие в этой высокой инстанции и личный доступ к Секретарю. Не всегда полезно писать письма и ждать ответной телеграммы. Бумага не передаст ни озабоченности, ни нервозности, ни дрожи в руках, а в их работе такие наблюдения первостепенны.

– Пройдите, пожалуйста, Авель Сафронович вас ждёт. – Секретарь встала и открыла первую дверь.

– Товарищ Ремизов! Рад вас приветствовать. – Авель как-то не по ранжиру начал первым и протянул руку. После ответного и сдержанного приветствия офицера Авель продолжил:

– Помните, Кузьма Ильич, дело о крушении аэровагона?

– Да, конечно. – Ремизов смотрел на Енукидзе прямо, не отводя взгляда.

– Я тогда долго не мог убедить комиссию, что первые результаты вашего расследования ошибочны и следователи сбились с пути.

Ремизов ещё не понимал, куда клонит Секретарь ЦИК.

– Я тогда приложил массу усилий, чтобы поддержать авторитет ваш и ваших товарищей. Факт исчезновения материалов дела вообще не предавался огласке.

– Так точно. Это осталось исключительно нашей проблемой. – Кузьма Ильич заставил свою память срочно восстановить хронологию всех событий и тонкости следствия.

– Попытаюсь опять помочь вам, – многозначительно заявил Енукидзе, наблюдая за реакцией собеседника.

Реакции не последовало, только вопросительный взгляд. «А что взамен?» – тон подтолкнул Ремизова к мысли, что интерес свой Енукидзе ещё не обозначил, а в том, что он есть, чекист уже не сомневался.

– Припоминаете человека по фамилии Черепанов? Павел Черепанов.

– Так точно, Авель Сафронович. Его причастность к крушению не доказана, отбывает срок во внутренней тюрьме, в ближайшее время должен освободиться.

– Его жена ищет справедливости. Она настроена решительно.

– И что? У нас не бывает невинно осуждённых.

– Я думаю, что Черепанову не нужно сейчас выходить. Я в этом уверен. И потом, документы исчезли, а потому и не доказано. Если она начнёт обращаться в разные инстанции, начнут просматривать протоколы заседаний комиссии, обратят внимание на всякие мелкие нестыковки, а мне бы не хотелось гласности. Я и так вам помог. Придётся объясняться. Считаю преждевременным его выпускать. Жена его со временем успокоится, забудет, найдёт себе кого-нибудь.

– У меня нет никаких оснований пересматривать дело спустя несколько лет.

– Так найдите. Создайте прецедент, так сказать. В конце концов, я никогда не обращался к вам с просьбами. Можете считать, что впервые я изменил своим принципам.

Ремизов взял паузу для обдумывания ответа.

– Авель Сафронович, я с трудом себе представляю, каким образом его жена может нам навредить, но я вас услышал. Игнорировать ваше обращение мы не можем, тем более что вы тогда пошли нам навстречу. Я подумаю, что можно сделать.

– Рассчитываю на вас, Кузьма Ильич. Искренне рассчитываю. – Авель встал в знак того, что разговор закончен, а Ремизов по-военному чётко отрапортовал:

– Вам будет доложено о решении вопроса в ближайшее время.

Коба

Это была одна из тех суббот, которая называлась «родительской». В этот день детский дом пустел – воспитанников разбирали родители, и тех, кто был сиротой, тоже забирали с собой. Томика нельзя было считать сиротой в полном смысле этого слова, но здесь делалось исключение, потому что в своё время Иосиф Сталин пообещал его отцу, что не бросит. Так и повелось – с тех пор Васька и Томик были неразлучны.

– Как же вы там с ними справляетесь? – с искренним удивлением спросил Иосиф свою жену после того, как оба пацанёнка громко закричали – то ли от восторга, то ли от испуга. Кто-то из них потянул скатерть со стола, и та накрыла их с головой.

Надя подбежала к этой верещащей куче ткани, извлекла оттуда обоих и пересадила на диван.

– Да так вот и справляемся, а теперь ещё представь, когда таких пятьдесят!

Карапузы, издавая постоянно булькающие, рычащие и просто громкие звуки, завязали опять свою возню и вдвоём свалились на пол.

– Эх, борцы! Кто ж так борется? – Коба подобрал их с пола и посадил к себе на колени. – Вот так нужно! – и стал показывать, как следует проводить захват. – Настоящие циркачи так делают, я видел!

Детвора подумала, что он учит их правильно обниматься, отчего Иосиф пришёл в восторг:

– Смотри, Надюша! Они не хотят бороться, у них уже опять дружба!

– Ты попробуй их разлучить – крика будет на весь дом. Ты знаешь, Иосиф, они вместе делают всё. Дерутся, спят, едят, мастерят, сидят вместе на занятиях – настоящие товарищи. Куда один, туда и другой… Ну-ка, сорванцы, ужинать!

Надя усадила их на маленькие стульчики (таковые в доме уже имелись) за маленький детский стол, надела на каждого передничек и вручила ложки. Тёплая молочная каша для них была блюдом универсальным – малыши могли её есть в любое время суток.