Василий Шульгин - Три столицы
- Название:Три столицы
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Современник
- Год:1991
- ISBN:5-270-01122-0
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Василий Шульгин - Три столицы краткое содержание
В конце 1925 года некий Эдуард Эмильевич Шмитт нелегально перешел советскую границу и совершил двухмесячное путешествие по Советской России. Под этим именем скрывался известный в недалеком прошлом русский политический деятель и публицист, а затем эмигрант В.В.Шульгин.
Впечатления от страны, живущей в условиях НЭПа, составили содержание книги «Три столицы».
Три столицы - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Но мысль о фильме подчиняла себе все больше людей. Уже ему придумали название «Дни», уже о нем говорили в Москве и Ленинграде, уже ленинградский режиссер Фридрих Эрмлер и огоньковский репортер и сценарист В. П. Владимиров (Вайншток) напрягли творческие бицепсы, уговаривали Шульгина, чтобы он сам выступил в свете юпитеров, и показали старику две свои последние ленты. Одна была о том, как Лев Толстой с Эдисоном помогли некоему Охрименко найти свой путь в жизни. Вторая — о полярнике Седове, которого Шульгин хорошо знал лично, помогал собирать деньги на героический поход и даже поссорился с ним, когда обнаружил, что тот только и думает, как бы достичь
Северного полюса во славу России, а о возвращении живым не заботится. Шульгин сравнивал Седова с жюльверновским маньяком капитаном Гатеррасом.
Поссорился он и с почтенными кинодеятелями, сказав им, что в последнем фильме они «глумились над памятью трагически погибшего Николая II» и что на этом пути сотрудничества у них не получится.
Эрмлер тоже рассвирепел и, вспомнив свое чекистское прошлое, заявил своему классовому врагу, что фильм «Дни» будет сделан и
без участия Шульгина. Шикарный и… обличительный.
Шульгин не остался внакладе, ответил резкостью.
«Однако, — вспоминал Шульгин, — В. П. Владимиров проявил себя человеком и отходчивым, и добродушно-настойчивым, мы разошлись с таким незаписанным условием: В. П. Владимиров будет писать свой сценарий, а я буду писать свой контрсценарий, и затем мы попытаемся их согласовать».
Владимиров и в самом деле написал сценарий, но Шульгину его не показывал, хотя тот уже свои реплики набросал…
И тут Василий Витальевич проявил характер. Он потребовал, чтобы ему показали то, что испечено на сценаристской кухне. Причем все! Что это за практика в кино, когда артисту показывают только его реплики, а на остальное и взглянуть не дают! Тут фильм особый. Это все равно, как если бы его пригласили сказать слово на экране о Седове, а потом прибавили бы неприличный хвост… Нет, он должен знать все.
Во-вторых, развлекать зрителей он не собирается — здесь, мол, сидел царь, здесь — Гучков. Он попытается объяснить смысл трагедии, которая разыгралась в 1917 году и закончилась в подвалах Ипатьевского дома в Екатеринбурге-Свердловске. А если его толкование будет неприемлемо для Советской власти, то нечего его и привлекать.
И в-третьих, он может написать для Идеологической комиссии все, что скажет в роковом вагоне, стоявшем на станции Псков в 1917 году. А там — пусть решают.
23 июля 1963 года Шульгин отправил письмо председателю Идеологической комиссии ЦК КПСС Леониду Федоровичу Ильичеву, в котором сообщал, что сценария нет, а есть лишь договоренность с известным режиссером Фридрихом Эрмлером и даже ходатайство платить зарплату ему, Шульгину.
«За что?» — в своем стиле вопрошает Василий Витальевич.
Это делает честь энергии и заботливости кинодеятелей, которые утверждают, что между ними и Идеологической комиссией есть полное согласие. А есть ли такое согласие с ним, с Шульгиным? Как бы не вышло досадного недоразумения — «мне начнут присылать зарплату, а я по совести ее пока принимать не могу и принужден буду отсылать ее обратно».
(В киношном мире это произвело некоторый переполох. Здесь никто и никогда не возвращал денег за несделанную работу. Шульгина называли «старым чудаком». Но он был умнее всех тех, кто решил погреть руки на боевике об отречении Николая II.)
«Эта трагедия, — продолжал Шульгин в своем письме к Ильичеву, — должна быть поставлена в соответствующие рамки и трактована в таком стиле, который мне приемлем, т. е. хотя я принял отречение из рук Императора, но сделал это в форме, которую решаюсь назвать джентльменской. Это акт не только величайшего значения, как перемена формы правления, имеющий тысячелетнюю давность, но он является рубежом между двумя эпохами, и так и должен быть рассматриваем».
Нет, он не даст согласия, пока добросовестно не изучит сценария. Да и потом он оставляет за собой право отказаться от работы, если его попытаются заставить говорить не то, что думает. Мало того…
«Я — именно то, что называется глубокий старик, мне 85 лет, и я не отличаюсь бодростью Аденауэра. За свою долгую жизнь мне приходилось быть писателем и говорить публично, но я никогда не был актером. Между актером и оратором — большая разница: актер говорит речи, которые ему пишут, а оратор, если он не говорит экспромтом, то он произносит речь, которую составил сам. В мои годы не переучиваются. Поэтому я претендую, что моя роль в фильме «Дни» будет написана мною самим».
Вот оно! Шульгин уже знает, что его ждет в работе со сценаристом и режиссером. «Мы исходим из разных взглядов на монархию вообще и на Императора Николая II в частности».
Но если даже он поладит с обоими, где гарантия, что текст, написанный самим Шульгиным, будет приемлем для Идеологической комиссии ЦК КПСС.
Вряд ли в высокой инстанции произвело благоприятное впечатление настойчивое написание слова «Император». Да и вся логика письма. Но, видимо, в дело вступила тяжелая, хотя и закулисная артиллерия, порождаемая желанием киношников сделать что-то из ряда вон выходящее.
И Шульгину дали сценарий.
Согласно этому произведению, задуманному весьма широко (я читал его), Шульгин должен был появляться в первых и последних кадрах. А в середине была попытка объять необъятное. Рассказывал о своем реэмигрант Любимов. Мелькал Бунин с его рассказом «Конец», Париж, Тэффи, Куприн, Шаляпин, Казем-Бек, Оболенский… Получился милый винегрет, рассыпавшийся на составные части при первом же соприкосновении с замыслом литературного зубра Шульгина. И уж никак не отвечал названию его книги — «Дни».
Короче, в этом соревновании победил его вариант, консервативный и весьма впечатляющий. По нему и снимался фильм, в котором «суперзвездой» предстал сам Василий Витальевич Шульгин. Предстал «Перед судом истории», как решил товарищ Ильичев, руководивший тогда искусством и литературой.
Лев Никулин, писавший свою «Мертвую зыбь», навестил Шульгина в доме творчества в Голицыне 23 апреля 1963 года. Получив нужные сведения, он, по мнению Шульгина, воспользовался ими скверно. «Мертвая зыбь» — название хорошее. «Это волна, — писал он, — что еще волнуется и качает корабли, но это качка по инерции… Ложь, обман, провокация. Эти приемы когда-то принесли плоды, но они оказались ядовитыми ягодами. Они отравили прежде всего тех, кто их выращивал. Они разлагали государственный аппарат, превращая правительственных агентов в преступников».
Шульгин отмечал неточности в книге о «Тресте». А поскольку у него была переписка с Ильичевым о фильме (односторонняя — Ильичев снизошел до устного указания: «Принять во внимание возражения Шульгина»), то Василий Витальевич в одном из писем ядовито спрашивал всемогущего тогда секретаря ЦК:
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: