Андрей Посняков - Крест и порох

– Нет-нет, – торопливо перекрестившись, отступила Устинья. – Бесовская игрушка-то, не надобно мне таковых подарков!

– То не подарок, то сохранить доверяю, – замотал головой остяк. – Кому еще? Ты одна, тебе токмо верю, да-а.

– Зачем? – поджала губы дева.

– Атаман Иван в лес посылает, город сир-тя искать. Не дозволяет бубен с собою забирать, да-а. Боится, стукну в него со страху, охотников выдам. Амулетами велел обойтись, от чар колдовских таясь, да-а.

– Странно, – удивилась Устинья, принимая в руки истершийся от времени шаманский бубен. – Почему тебя супротив сир-тя посылает? Почему не отца Амвросия? Или не Афоньку, служку его церковного?

– Отец Амвросий шаман могучий, да-а, главный шаман русский в ватаге вашей. Как его послать? Сила в нем большая, крест наговоренный, моления христианские все в памяти его лежат. А ну сгинет? – Остяк, цокая языком, покачал головой. – Нельзя отца Амвросия, беда может быть, да-а. Я шаман маленький, меня не жалко, да-а. Коли сгину, Ус-нэ, ты бубен мой проткни. Обязательно проткни, не то душа моя страдать будет, отойти от него не сможет. Гудеть в нем станет, плакать, томиться. Суком деревянным проткни и порви пошире в стороны…

Дева внезапно положила палец ему на губы и покачала головой:

– Молчи! И не думай даже, Маюни. Ты вернешься. Беречь стану бубен твой, пока не вернешься. Так и знай!

– Правда, Ус-нэ? – Мальчишке почему-то показалось, что дева говорит о чем-то большем, нежели его поездка в земли сир-тя. – Меня дождешься, да-а?

Устинья усмехнулась, скользнула ладонью вверх, растрепала его волосы, забрала бубен и отправилась к одной из новых башен, в первый ярус которой перебралась еще вчера.

Маюни, потоптавшись, повернул обратно к лодке, на ходу осматривая малицу. Раз уж русский воевода заставил расстаться с главным оружием, нужно было до рассвета нашить на одежду защитные амулеты от дурного глаза, порчи и темного слова. И вырезать хотя бы из коры нагрудный о́берег со знаком великого Нум-Торума, защитника людей. Имя небесного бога тоже способно защитить от черного чародейства проклятых сир-тя, спасти от их взгляда и навета.

Силантий и двое его помощников успели изрядно потрудиться над челном, цепляя вдоль бортов пушистые сосновые веточки. Досок сквозь них было уже не разобрать, однако контуры посудины все равно легко различались даже издалека.

– На бревно не похоже, да-а, – сказал Маюни, подойдя ближе. – На дереве сучья в стороны торчат, гладко не ложатся. Да-а. Надобно крупные ветки врастопырку привязать.

– Вяжи! – коротко разрешил десятник.

– Ага, – кивнул остяк. – Принесу щас…

Он ушел в направлении леса, где то тут, то там под ударами топоров падали деревья, вскоре вернулся с десятком свежесрубленных сучьев и тонких сосновых корней, принялся сноровисто приматывать ветки к лавкам и бортам. Через пару часов челнок и вправду стал больше походить на кусок обломанного ураганом дерева, нежели на творение человеческих рук.

– А ты молодец, остяк, – похвалил паренька Матвей Серьга. – Справный казак выйдет!

Между тем, пока Маюни возился с ветками, а Силантий пытался добыть для похода припасы, Ухтымка ходил за Кудеяром, нудно уговаривая:

– Скажи дядьке своему, пусть меня с собою возьмет! Друзья мы с тобой или нет? Нечестно так выходит, коли ты в дозор отправляешься, а меня тут, ако рогожу никчемную, бросаешь. Я тебя завсегда выручал, помогал, заступался…

Того, чтобы Ухтымка за него заступался, Кудеяр в упор не помнил, однако же все равно ощущал себя виноватым и без конца оправдывался:

– Ну, не я же решаю, кому плыть, кому оставаться! Силантия, вон, атаман своею волей определил. Он тоже попутчиков сразу назвал… Теперича менять слова не желает.

– Но он же дядька твой! Он тебя послушает. Ты токмо попроси жалостливее…

Кудеяр только вздохнул. Он уже честно пытался замолвить слово за приятеля, но Андреев каждый раз отмахивался:

– Баламут он и пустобрех! В дозоре послушание потребно и внимание. А он крутится вечно, словно шило в заднице застряло.

Однако Ухтымка был прилипчив как банный лист, и Кудеяр согласился заступиться за него снова. Впрочем – с тем же итогом.

– Да я же на отдыхе токмо веселюсь, пар спускаю! – в этот раз втиснулся в разговор и сам Ухтымка. – В походе же любой приказ без колебаний сполняю, десятник! Нешто первый раз воюю?

– Тут не просто сполнять надобно, тут даже в мыслях послушание надобно, ровно с заповедями библейскими! А у тебя без хохотунчика ни единого шага не выходит.

– И наяву, и в мыслях все исполнять стану, десятник, вот те крест! – размашисто осенил себя Ухтымка.

– Он же с десятка нашего, дядя! – опять вступился за приятеля Кудеяр. – Нехорошо выходит: сами отправляемся, его оставляем.

– Как мне после позора такого казакам в глаза смотреть, десятник? – моментально подхватил голубоглазый паренек. – За что от доверия отказали, отчего изгнали?

– Ладно, – сломался Силантий Андреев. – Но чтобы слушался с полуслова!

– Христом-богом клянусь!

– Беги к Коське, мясо режь, – распорядился десятник. – Как соль первая будет, ломти натрешь, в корзину и в челнок отнеси. Сиверов знает, ему сам воевода приказал первую соль мне отдать. Не голодным же нам по рекам шастать?

В здешних зачарованных местах от бескормицы ватажники не страдали – и дичи было вдосталь, и уловы богатые. На еду хватало. Однако же впрок сохранить ничего пока не получалось. Коптильню сделать еще не успели, с солью беда…

А как в дозоре без припаса? Охотиться и службу одновременно нести – это ни того, ни другого справно исполнить не получится. Вот и пришлось десятнику выкручиваться, свежепросоленное мясо с собой брать, дабы в пути до съедобного состояния дошло. Иначе, увы, не получалось.

Из оружия взяли только копья да два топора на всех. Не считая, само собой, ножей и сабель на поясе – без них казаки даже до ветру не ходили. На случай задержки – моток нити с крючком рыболовным они все-таки прихватили, равно как пару кусков веревки, каковая могла пригодиться в любой момент. Корзина с едой соленой, миска печеного мяса на первые два дня, пара весел, туесок со мхом сушеным – вроде и все…

Собравшись в дорогу, десятник понапрасну времени терять не стал. Поздним вечером приказал спустить лодку на воду и трогаться в путь.

– Ночи светлые, в берег не врежемся, – решил он. – За последние дни все отдохнули, одну ночку можно и побдеть. Завтра отоспитесь.

Легкий узкий челнок даже против течения мчался довольно быстро. За ночь дозорные прошли верст десять, еще столько же за день, остановившись на ночлег на небольшом песчаном островке, намытом течением совсем недавно, – даже трава еще нарасти не успела.