Наталья Свидрицкая - Хроники Нордланда. Цветы зла

– Так берите их! – Обрадовался Гэбриэл. – Мне-то они зачем?!

– Спасибо за предложение, – засмеялся Гарет, – и врать не стану, я на тебя сильно рассчитываю. Но ты не торопись швыряться золотом направо и налево, сначала узнай, как оно зарабатывается. Если ты полагаешь, что всё здесь для нас и ради нас, а мы можем сидеть на жопе, есть орешки и попёрдывать, то забудь об этом. С завтрашнего дня начнёшь учиться, и учиться прямо на ходу, без права на ошибку, потому, что времени у нас нет.

– А если я не смогу?

– Значит, мы проиграем. И так крупно, что лучше сразу сдохнуть, чем очутиться лицом к лицу с последствиями. Но я в тебе не сомневаюсь. Ты смог управлять этими погаными Садами, сможешь управлять и графством. Я не верю, когда мне рассказывают, как какой-то неудачник переехал, и всё у него срослось, и наоборот – тоже не верю. Всё, что помогает нам добиться успеха или мешает этому – здесь. – Он постучал себя указательным пальцем по голове. – А перемена места ничего не меняет. Ты сможешь, я уверен.

– А что… Отец? – Со страхом спросил Гэбриэл.

– Я сказал ему, что кажется, ты нашёлся, но это не точно. Тиберий, его сенешаль и друг, обещал, что не позволит никому из слуг проболтаться. Завтра всё станет ясно. Он ждёт… За ночь он подготовится, и вынесет завтра встречу с тобой, я уверен.

– А что с мамой? – Вспомнил Гэбриэл.

– Ты забыл? Она пропала вместе с тобой. Она мертва, мы точно знаем. У неё, как у всех Ол Таэр, была птица души. Птица души жива, пока жив её хозяин; дербник мамы умер через неделю после вашего исчезновения. Отец говорит, он умер с таким страшным криком, что у него волосы зашевелились на голове. Поэтому отец уверен, что умерла мама в муках.

– Погоди. – Гэбриэл вдруг сильно побледнел. – А мы с тобой… Похожи на маму?

– Отец говорит, что очень. – Тоже побледнел Гарет. – Что…

– Я… кажется… – Гэбриэл отошёл от стола, покачнулся, схватился за стену. – Я, кажется… Знаю…

– Что?! – Схватил его за плечо Гарет, тряхнул. – Чёрт, да говори же!!!

– У Хэ в его покоях висит картина. – Сказал Гэбриэл, губы его дрогнули и искривились. – На которой наша мама. Она там… умирает.

– Как? – Шепотом спросил Гарет. Гэбриэл покачал головой:

– Не могу… Сказать. – И внезапно побелев ещё больше, рухнул без чувств. Гарет бросился к нему, поднял – не без труда, не смотря на всю свою силу, и, крича Марчелло, уложил на постель. Марчелло примчался тут же, пустил Гэбриэлу кровь, и, мельком взглянув на его лицо, перекрестился, указал Гарету:

– Смотрите, патрон!..

Глянув, Гарет стиснул зубы, с трудом подавив короткий стон: в волосах брата, словно по волшебству, появились белые пряди.

Через полчаса, когда Марчелло заверил его, что Гэбриэл вне опасности, и что ему надо отдохнуть, Гарет вышел от него, спустился к себе и долго сидел за столом, размышляя. Подумать было, о чём; но, решив для себя, что следует разобраться сначала с главным, Гарет думал об Алисе. С одной стороны, она была ну, совершенно лишней; мало того, что сам Гэбриэл… как бы это сказать… Придётся здорово постараться, чтобы объяснить его отсутствие, его появление и его прискорбное невежество, (хотя кое-какие мысли у него уже есть); так ещё и с невестой, такой же… Или не такой? Гэбриэл утверждал, что она хорошо воспитана, но ему ли судить?.. А с другой стороны, как можно поступить так жестоко с братом, столько выстрадавшим ради этой девушки, и с нею самой, такой, какая она есть? И Гарет колебался, не зная, как быть. Рассудок подсказывал: отправить её тайком, с Марчелло, в монастырь в Ригстауне, а потом переправить к эльфам. И она в безопасности, и брат тоже. И проблемы нет. Он её обеспечит, купит ей дом в Лиссе, а лучше где-нибудь подальше, в Эльфгарде или Креоле… Это будет вполне милосердно. Гарет вставал, ходил по комнате, снова садился, тёр руками виски, пока не понял, что на самом деле гадает, как сделать так, чтобы брат и Алиса всё-таки были вместе. Он был, как ни крути, совсем не плохим молодым человеком, и с Гэбриэлом в этом смысле у них было много общего. Решив что-то для себя, он велел накрыть стол для двоих, позаботившись о том, чтобы в блюдах не было мяса, и приказал Марчелло привести Алису так, чтобы её никто не видел. Через несколько минут она вошла в его покои.

Теперь он смотрел на неё уже совсем иначе. В первые же часы она произвела на него впечатление; он даже думал, не попытаться ли… Но его останавливала её чистота. С девицами он дела не имел. Алиса же оказалась… мягко говоря, не девицей. Гарет в этом смысле был сыном своего времени и своей морали: девушка, потерявшая девственность не с законным супругом, была обесчещена, как бы это не произошло – с её согласия или без. Утратив чистоту, она становилась, как бы это поделикатнее сказать, вещью для общего пользования – кто захотел, тот и взял. Чего стесняться и что беречь? Но при взгляде на Алису все подобные мысли и намерения умирали без остатка. Едва она вошла, как Гарет понял: ни хрена он с нею не сделает и никуда не отправит. Брат прав: она чудо. Одна на весь мир. Простое платье смотрелось на ней прелестнее, чем самые роскошные наряды на иных дамах; даже короткие волосы её не портили, напротив, она казалась с кудрями вокруг тонкого личика ещё милее, а открытая шея казалась ещё изящнее. Гарет подошёл и церемонно подал ей руку:

– Прошу, сударыня, отужинать со мною. Составьте мне компанию, будьте добры.

Алиса, хоть вовсе не хотела есть, поклонилась и прошла с ним к столу. Села, поблагодарив его, сполоснула пальчики в чаше с водой. Гэбриэл вовсе не преувеличивал – она была великолепно воспитана. Ни скованности, ни развязности, такт, грация, скромность и достоинство – и всё это такое, что впору многим дамам из тех, что видел Гарет даже при королевском дворе, было поучиться этому у неё. Съела она ровно столько, чтобы не обидеть хозяина при полном отсутствии аппетита, вино пила осторожно, деликатно. На столе перед ней не было ни крошек, ни капель, пальчики были чистыми, изящно споласкивая их, она не брызгала водой по сторонам, в общем, была безупречна. Разговаривая с нею на самые отвлечённые темы, Гарет говорил то на латыни, то по-французски, то по-итальянски. Итальянского Алиса не знала, но на латыни и по-французски говорила свободно и даже красиво, знала Аристотеля, Овидия, Платона… Гарет был приятно удивлён и страшно рад: такую Алису он просто должен был оставить. От неё даже польза могла быть.

– Я получил огромное удовольствие, сударыня. – Он поцеловал её руку. – У меня к вам есть просьба…

Алиса дрогнула, с мольбой взглянула на него:

– Я ничего не могу вам рассказать, простите меня.

– Мне это уже не нужно. – Улыбнулся Гарет коварно. – Этот вопрос утратил свою актуальность. Твой Гэбриэл здесь.