Эленора Валкур - Надежда Ростона

Колокольчик – моя собственность, родился слабеньким, больным. Заплатив несколько лунов, я его выходила, и Школа переписала жеребенка на мое имя, то есть на имя Мии Погорельской…

Теперь в лоснящемся молодом жеребчике трудно было узнать прежнего тускло-рыжего заморыша, которого хотели прирезать сразу после рождения. Только голос остался прежним – высоким и звонким, за что сей красавец и получил свое имя.

Стунька, наш конюх, заканчивал уборку в конюшне – размашистыми бросками перемещал содержимое последнего денника в погнутую тачку. Занятие привычное, доведенное до автоматизма. Он погрузился в свои мысли и заметил меня только, когда я подошла уже вплотную. От него разило потом и чем-то немного крепче молока.

– Опять на рыбалку? Мне привезешь на уху?

Я частенько подкидывала ему часть улова в обмен на молчание о тайных ночных отлучках. Он обязан отмечать, когда лошади возвращаются в конюшню, дабы соблюдалась дисциплина. В комнате меня покрывала Дасма, а на конюшне – Стунер. Мужик он бывалый, хоть и любит прикладываться к бутылке, но меру во всем знает, а главное – на него можно положиться в случае чего.

– Извини, у меня другие планы. На ночь можешь нас не ждать, закрывай конюшню.

– Что, наконец-то хахаля в городе нашла? – обрадовался он, вытирая пот со лба рукавом выцветшей крутки.

Вот всем нужно всё знать! Даже конюх лезет в мою личную жизнь.

– Может быть… – загадочно ответила я, решив не разочаровывать народные массы.

– Да… Жаль! – вздохнул Стунька и снова взялся за лопату.

Я улыбнулась, затянула последний ремень и вывела Колокольчика из ворот конюшни.

С погодой мне везло. Сухо и не жарко, так что до Типина я добралась быстро.

Село, в котором мы с тетей жили в эмиграции, было довольно большим, но, как и все порядочные ведьмы, мы поселились за частоколом, в лесу, в заброшенной сторожке.

Раньше там жил лесник, но границы Заповедника изменили, отделив селянам немного больше лесных угодий, чтобы они могли избежать искушения охотиться на королевских землях, и к нашему появлению сторожка пустовала.

Пустовала она и сейчас. Похоже, убирать бурелом некому. Это хорошо, значит, никто после нас там не жил. Впрочем, не удивительно. Кто бы покусился на старый развалившийся уже почти домик с оторванными ставнями и прогнившей крышей?

Я порадовалась, что оставила Колокольчика у коновязи в придорожной харчевне, через эти завалы он бы не прошел.

Замок открылся от моего прикосновения, но с таким натужным скрипом, что я вздрогнула. Дверь послушно распахнулась, я вошла в помещение, которое некогда служило мне домом. Новым домом, где пришлось выстраивать новую жизнь, так непохожую на предыдущую.

В нос ударил запах сырости и плесени. Повсюду лежал толстенный слой пыли, под потолком дремала летучая мышь. Слезы встали в горле колючим комом – ладно, было и прошло.

Стараясь больше не смотреть на следы запустения, я подошла к печи, нашла нужный кирпич, начертила на нем кусочком угля нужную руну.

Кирпич отъехал в сторону, открыв нишу. С опаской (вдруг там гадюка поселилась?) сунула руку и извлекла приличных размеров сверток, за которым и пришла. Развернула мягкую кожу, проверила – всё на месте.

И уже не оглядываясь, ушла, не удосужившись закрыть дверь, – чем быстрее домик разрушится окончательно, тем лучше для меня. Появилась мысль всё сжечь, но до Типина всего полторы версты, набегут с вёдрами, ручей-то вон, рядом совсем, а мне шум ни к чему.

До заката я успела заглянуть к тёте. Старое селянское кладбище раскинулось в пролеске за пригорком. Могилка заросла, но в этот раз у меня не было времени привести всё в порядок. Я сунула сторожу несколько мелких монет, чтобы он все сделал сам.

Постояла с ней, поговорила…

Все же это она меня спасла – в мальчиковой одежде провезла через границу. В отличие от других членов семьи, ее лица никто не знал, да и то, что она гостила у нас, когда все случилось, никому из ныне живых известно не было.

Сестры Кёрти похожи, а я похожа на маму, так что все принимали меня за дочь Сияны.

Впрочем, здесь ее знали как Дарэну. Имена ведь тоже пришлось поменять. Я свое просто сократила от звучного «Ясмия» до скромного «Мия», а тетя Сияна взяла имя бабушки по материнской линии. Учитывая пережитое, в горькой насмешке над судьбой мы назвались Погорельскими.

Жилось нам неплохо. В Типине всегда была работа, без куска хлеба мы не сидели. Потом мальчишка принес болотный мор. Тётя выходила его, не допустила распространения заразы – магия исцеления давалась ей лучше всего. Только себя излечить она уже не сумела.

А через луну после похорон в заповедник нагрянула королевская охота. Придворные пажи, молодые дворяне на роскошных лошадях, своры породистых гончих. Шальной олень с огромными от страха глазами вылетел мне навстречу, а за ним следом – стрела, она попала мне в плечо. Теряя от боли сознание, я смутно запомнила лишь чьи-то испуганные серые глаза…

Потом – госпиталь и школа. Кто-то заплатил за все годы обучения вперед. Мне было четырнадцать, я осталась одна на всем свете, а тут появился кров, пища и интересная учеба, и я решила изображать деревенскую девочку, так удачно подставившуюся под стрелу неизвестного аристократа.

Я положила на холмик букет первоцветов. Подумала и наложила на него легкое заклинание неувядания. Потом попрощалась с тётей и пошла забирать Колокольчика.

От широкого жеста владельца харчевни (переночевать с сезонной скидкой в компании клопов и тараканов) я отказалась – погода стояла хорошая, переночую где-нибудь под сосенкой в Заповеднике – не впервой.

Я любила Заповедник – сосновый бор с примесью маленьких елочек, ковер сухой хвои под ногами. Остановилась у ручья, расседлала и привязала Колокольчика, сварила нехитрый ужин и с чистой совестью легла спать.

А вот утро началось нестандартно.

Я проснулась оттого, что кто-то неподалёку насвистывал песенку. Мелодия знакомая и симпатичная, я ее знала. Там еще слова такие забавные, про пастушка и пастушку, которые, поглощенные друг другом, напрочь забыли о вверенных им овцах.

Примерно одно деление я соображала, не птичка ли это чирикает, а когда всё поняла, то подпрыгнула, как на пружине, мгновенно распахнув глаза. И тут же плюхнулась обратно. Ущипнула незаметно себя за ногу. Нет, не сон. Хотя очень похоже на мои сны в последнее время. От неожиданности я ляпнула:

– А ты что тут делаешь? – и осеклась.

Ой! Разговариваю с ним, будто мы старые друзья, а он-то обо мне понятия не имеет, к тому же он – принц, еще как арестуют за неуважение к короне.

С другой стороны, его титул на лбу не написан, к моему счастью титулы вообще редко на лбах пишут, так что я знать его в лицо не обязана.