Джон Холлинс - Золото дураков

Jon Hollins

The dragon lords: fool’s gold

© 2016 by Jonathan Wood

© Д. Могилевцев, перевод, 2017

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2017

Издательство АЗБУКА®

Эта вражда была древнее мироздания. Ее семена проросли, когда боги незапамятного прошлого вдохнули жизнь в глиняное тело и опустили его на землю. Эта вражда – повесть о непокоренных, восставших против поработителя, о варварстве, бьющем в стены цивилизации.

О человеке, пошедшем против зверя.

Пригнувшись, Билл медленно, осторожно обходил добычу. Под ногами чавкала холодная грязь. Меж бровями стекал пот.

Дюйм за дюймом – ближе к цели.

Свинья Бесси угрожающе хрюкнула.

– Ставлю пять шеков – она его посадит на задницу, – проговорил Албор, первый батрак Билла.

Албор стоял, вывалив объемистое, торчащее из-под рубахи брюхо на хлипкую жердь изгороди. Брюхо было очень волосатое – гораздо волосатее подбородка, который Албор непрестанно чесал. Его жена недавно отправилась на месяц в соседнюю деревню, чтобы ухаживать за новорожденным племянником, и Албор уже три дня с наслаждением выращивал бороду. Жена бороду ненавидела.

– По мне, лицом в грязь шлепнется, – отозвался Дунстан, второй батрак.

Он был полной противоположностью Албору. У того на пояснице тряслись жиры, а Дунстану широкий кожаный ремень приходилось оборачивать вокруг себя дважды, и все равно пряжка болталась. Зато узкое лицо Дунстана почти скрывалось под тучей кустистой поросли. Жена Дунстана любила мужнюю бороду и развлекалась, заплетая ее в косички и украшая бантиками.

– Принято! – Албор плюнул на грязную ладонь и протянул ее Дунстану.

Билл, в свою очередь, плевал и на бороды, и на жен. Сейчас его занимала только трижды клятая призовая отцова свиноматка, Бесси. Уже полчаса она танцевала с Биллом по всему загону. Парень настолько измазался, что, ляг он на пол, сделался бы совершенно незаметным. А может, и в самом деле попробовать? Залечь, прикинуться навозом и подкараулить? Но скотина как пить дать раскусит трюк. У твари в глазах прямо-таки светится злобная хитрость. Однако Бесси – старая. Билл – молод и полон сил. Юная сила выиграет!

Он приблизился еще на дюйм.

Бесси сощурилась.

Еще дюйм.

Свинья взвизгнула и бросилась в бой. Билл прыгнул, встречая атаку лицом, и мощно схватил свиные бока.

Бесси выскользнула из покрытых грязью ладоней и врезалась Биллу в ноги. Весила Бесси много. Мир сделал сальто-мортале и ударил Билла в лицо.

Он встал, плюясь грязью, и услышал реплику Дунстана:

– С тебя пять шеков.

Бесси стояла за спиной, невозмутимая и даже расслабленная.

Решимость Билла крепла: Бесси должна умереть. Он заревел и бросился на свинью. Та дико шарахнулась – но человеческая рука ухватила костлявую свиную ногу. Билл дернул что есть мочи.

Однако Бесси жила на ферме дольше Билла. Бесси пережила голодные зимы, тяжелые роды, несколько лютых хворей и твердо решила пережить хозяина. Несмотря на преклонные годы, свинья не сдалась под тяжестью Билла и попросту поволокла его за собой по грязи. После нескольких кругов по загону Билл сдался. Чтобы закрепить урок, свободным копытцем Бесси припечатала несчастного в лоб и удалилась.

– Думаю, ты на этот раз почти ее уделал, – сообщил Албор тоном, лишь с большой натяжкой заслуживающим эпитета «ободряющий».

Билл не ответил. На кону уже стояла мужская честь. И все-таки всему есть предел – довольно хлебать грязь. Билл встал и отступил, обдумывая новую стратегию.

Он оперся на изгородь – а точнее, почти повис на ней, – и Дунстан похлопал его по плечу. Бесси злобно глянула на батрака.

– Уж слишком она зловредная, – пожаловался Билл, отдышавшись.

– Ты это говоришь почти про всех женщин, – заметил Албор.

– Нужно обхитрить ее.

– И это ты почти всегда говоришь, – напомнил Дунстан.

– А твои хитрости выходят боком, – с мудрым видом добавил Албор, жуя соломину.

– Вы хоть бы посоветовали что-нибудь толковое, а не булькали, как дерьмо в старом нужнике, – выдал разозленный Билл. – Эта свинья должна превратиться в скворчащий бекон. Если не можете сказать ничего полезного – возвращайтесь в сад, рвать яблоки.

Воцарилось молчание, нарушаемое лишь бурными ветрами, испускаемыми свиньей.

По синему небу плыли тонкие облака. Горы вдали казались туманно-пурпурными, полупрозрачными.

Билл смягчился. В свином упрямстве Дунстан с Албором не виноваты, пусть они и не хотят видеть, как старую свинью поволокут на забой. Глубоко в душе – хотя, пожалуй, и глубже, чем час назад, – Билл тоже этого не хотел. Сколько он себя помнил, Бесси была частью фермы. Отец сажал Билла ей на спину и гнал по загону, ухая и вопя, пока мама стояла, цокая языком. И Дунстан с Албором орали, подбадривая. И даже старина Фиркин.

Но родители умерли так рано, а старый Фиркин сошел с ума. Бесси постарела и больше не может пороситься. Билл поневоле оказался хозяином почти разоренной фермы.

– Послушайте, – выговорил он спокойнее, – я не больше вашего хочу ее убивать. Но что мне остается? Консорциум снова повысил налоги. Я заплатил, в сундуке пусто. Если я хочу продержаться еще год, надо зарезать свинью и продать мясо как можно дороже. Так будет лучше и для нее, потому что следующей зимой она ослепнет и охромеет.

Снова воцарилось молчание.

– Билл, а можно подождать еще немного? – спросил Албор, передвинув соломину в угол рта. – Дать ей последний годок?

– Если дам, то забивать ее будет некому, – вздохнул Билл. – Здесь все уйдет Консорциуму, я окажусь в долговой тюрьме, а вы двое – в таверне старины Корнуолла, но без единого шека, чтобы заплатить за эль.

Батраки переглянулись. Наконец Дунстан пожал плечами и печально улыбнулся.

– Мне эта гребаная свинья никогда не нравилась!

Улыбка Албора была копией Дунстановой.

– Другое дело, – заметил Билл. – А теперь посмотрим, смогут ли три взрослых мужика перемудрить одно дряхлое животное.

Билл, Албор и Дунстан медленно, болезненно ковыляли к дому. Албор потирал тяжко ушибленное бедро. Дунстан выжимал грязь из промокшей, спутавшейся бороды.

– Все нормально, – утешил их Билл. – Попробуем завтра.

Потом он раскладывал свежее сено по кормушкам, загонял скотину в хлев. А после того наконец пришел к очагу, где грелся тяжелый железный котел с супом. Среди овощного крошева бултыхались жалкие куски курятины.