Шодерло Лакло - Опасные связи [Пьеса]

Вальмон. Стало быть, вы его пока не оставляете?

Метрей. Нет. Я же сказала: я им очень довольна.

Вальмон. Он ваш единственный любовник?

Метрей. Да.

Вальмон. Вам следовало бы завести еще одного. В этой избирательности есть что-то нездоровое.

Метрей. Уж не ревнуете ли вы?

Вальмон. Конечно, ревную. Беллерош вас недостоин.

Метрей. Мне казалось, он ваш близкий друг.

Вальмон. Именно поэтому я хорошо знаю, что говорю. Одним словом, почему бы вам ему не изменить? Например, со мной?

Метрей. Но ведь мы решили: для нас обоих гораздо важнее остаться друзьями, чтобы всегда можно было во всем довериться друг другу.

Вальмон. А вы думаете, что это всего лишь дополнительное препятствие, призванное еще больше разжечь наше желание?

Метрей. Вы отказываете мне в мелкой услуге, и хотите, чтобы я пошла навстречу вашим желаниям.

Вальмон. Вы поставили передо мной слишком простую задачу. Я даже не почувствую вкуса победы. Согласитесь, я должен быть верен своему предназначению. И не ронять своей профессиональной чисти.

Метрей. Ну, что же…

Долгое молчание.

Они смотрят друг на друга, в глаза друг другу, она — с улыбкой, он — с горящим взором.

В таком случае возвращайтесь, после того, как одержите вашу победу над мадам де Турвель.

Вальмон. И?

Метрей. И вы получите… вознаграждение.

Вальмон. Любовь моя.

Метрей. Но я потребую от вас заверения.

Вальмон, Разумеется.

Метрей. Письменного.

Вальмон. Помилуйте…

Метрей. Не будем спорить.

Вальмон встает и раскланивается. Метрей взирает на него с улыбкой.

Вальмон. Не может быть, чтобы вы не нашли человека, который бы вам помог разобраться с крошкой Воланж.

Метрей. Она милашка. Держись я менее строгих правил, я бы сама с ней разобралась.

Вальмон. Вы поразительная женщина.,

Метрей. Благодарю вас.

Вальмон. Вот только жаль, что вы доверяете мне не настолько, чтобы прежде вознаградить меня, а уже потом…

Метрей. Покойной ночи, виконт.

Виконт целует ей руку, неохотно выпускает ее из своей, несколько секунд словно чего-то ждет, наконец, уходит.

Спустя три недели. Ранний вечер. Гостиная в загородном замке Роземонд. Сквозь французские окна пробиваются лучи закатного солнца. Вальмон расспрашивает своего камердинера Азолана, франтоватого молодого человека, которому весьма идет охотничий наряд.

Вальмон. Так он все понял?

Азолан. О да, сударь. Он с вас глаз не спускал, а я — с него.

Вальмон. Лучше бы он вникал толком в суть происходящего, вместо того, чтобы следовать за мной как тень. Когда я присел отдохнуть, он так возился, так пыхтел за кустами, что я его чуть не лягнул. Но тогда, пожалуй, он бы совсем отстал.

Азолан. Он вас понял, и когда вы ушли, он все растолковал своей семье.

Вальмон. Кстати, о семье. Выбор удачный.

Азолан. Спасибо, сударь.

Вальмон. Всеми уважаемая, благородная до слез, и дочки не слишком смазливые… это могло бы повредить делу. Удачно.

Азолан. Я стараюсь, сударь.

Вальмон. И расход не такой уж обременительный. Пятьдесят шесть ливров, чтобы спасти от разорения большую семью… вполне приемлемо.

Азолан. Ваша милость, таких семей в каждой деревне сыщется полдюжины.

Вальмон. Да? Вот тебе и ответ на загадку, почему люди так охотно занимаются благотворительностью. Эта смиренность поз и благородные взгляды. Я был тронут.

Азолан. Я, сударь, даже прослезился.

Вальмон. Как продвигаются твои дела со служанкой?

Азолан. С Жюли? Сказать по правде — скучновато. Если бы от этого не зависел успех вашей милости, я бы предпочел ограничиться одним разом. Допускаю, что она рассуждает так же, но, согласитесь, чем еще можно заниматься в деревне?

Вальмон. М-да. Однако меня интересовали не столько интимные подробности, сколько ее готовность передавать мне письма мадам де Турвель. И потом, будет ли она держать язык за зубами?

Азолан. Не думаю, что она прикарманит чужие письма.

Вальмон. Не прикарманит, говоришь?

Азолан. Вы сами знаете, сударь, как легко их склонить к тому, чего они сами хотят. А вот если их надо склонить к тому, чего хотите вы, тут уж приходится выкручивать свои мозги.

Вальмон. Им, я думаю, тоже.

Азолан. А что она должна держать язык за зубами, я ей говорить не стал. А то она сразу все выболтает.

Вальмон. Не исключено… Вот что, мадам де Турвель посоветовали, чтобы она меня остерегалась. Она сама мне в этом призналась. Не иначе какая-то услужливая подруга черкнула ей несколько строк. Надо узнать — кто?

Азолан. На вашем месте, сударь, я бы не придавал этому большого значения. Если уж она позволила вам последовать за ней сюда, все остальное — вопрос времени.

Вальмон. Ты так считаешь?

Азолан. К тому же она наверняка носит письма в кармане.

Вальмон. Жаль, что я не карманный вор. Отчего наши родители не учат нас чему-то полезному?

Задумывается.

Где у тебя с Жюли свидание?

Азолан. В моей комнате.

Вальмон. Сегодня ночью — тоже?

Азолан. Боюсь, что да.

Вальмон. Пожалуй, придется вас побеспокоить. Проверю, не действует ли шантаж сильней, чем подкуп. Два часа ночи — тебя устроит? Не хочется тебя смущать. До двух уложишься?

Азолан. Еще бы.

Вальмон. Вот и отлично.

Азолан. Стало быть, вы уже не будете ей ничего давать?

Вальмон. Ну, если она согласится носить письма, я думаю, мы можем себе позволить проявить великодушие. Что ты на это скажешь?

Азолан. Деньги ваши, сударь.

Вальмон. Не беспокойся, я не забуду о твоем вкладе.

Азолан. Ваша милость, так добры ко мне.

Вальмон вскидывает голову — приближается женские голоса. Он снова обращается к Азолану.

Вальмон. Исчезни. Увидимся ночью.

Азолан. Да, сударь. Вы ее найдете в таком виде, что она уже не скажет, будто забежала за платяной щеткой.

Азолан уходит в одну дверь.

Роземонд и Турвель входят в другую. Первая в свои восемьдесят четыре года и при артрите жива, умна, отзывчива; второй двадцать два года, красива и, опровергая отзыв Метрей, одета в изящный балахон простого полотна. Она в сильном возбуждении.