Александр Косачев - Переживая прошлое (СИ)

– Наш пес Бахвал…, – отрывисто проговорил он, пытаясь не заплакать, – он взбесился просто… искусал Вову… Ему не смогли оказать первую помощь… Мой сын умер от потери крови, а Бахвал не дал никому подойти. Не знаю, что с ним стряслось…

С его слов я понял, что Вова сопротивлялся сколько мог, но пес, поддавшись инстинкту, насиловал его до тех пор, пока не закончил. Спасти Вову в тех условиях не было невозможности. В момент сопротивления Бахвал укусил его, стараясь усмирить. Из раны потекла кровь. Запах крови и собачей течки разъярил Бахвала, и пса мог остановить разве что выстрел в голову. У Вовы не было шансов, и в его смерти был виноват именно я.

Эта мысль мне не давала покоя долгое время. Чтобы перестать винить себя, я посмотрел на все с другой стороны и успокоился. Но новый взгляд стал началом моих изменений в сторону жестокости, и из милого необычного зверька я вырастал в большое и страшное чудовище. Первые изменения проявились только через годы, за которые я не раз успел измениться. Психика очень нежна и любое событие влияет на нее. Стоит изменить точку зрения или получить психотравму, как вся жизнь превращается в дикий водоворот и ломает все, что в нее попадает.

Глава V

После того случая Таня и я были постоянно вместе, а через некоторое время и вовсе начали встречаться. Так прошло четыре года. Поскольку я был психотерапевтом, то проблем психологического характера у нас не возникло. Поначалу было сложно все принять, но подобный случай у меня был, и я повторил Тане те слова, которые говорил своему пациенту: «Жизнь не такая, как нам хочется, и это больно осознавать. Хотим мы этого или нет, но принять ее придется. И чем быстрее примем, тем легче будет жить в дальнейшем. С самого начала нас растят, не обучая самому важному в жизни, а чисто так, чтобы мы не мешались под ногами и не натворили хлопот. Но ребенок хочет исследовать! К сожалению, не все приучены к нормам мирного сосуществования в обществе и поэтому во время этих исследований происходят подобные конфузы. Будь мы детьми приученными, мы бы не нуждались в психологической помощи и не попадали бы в такие ситуации. Вот представь себе мир без агрессии… утопия, правда? А теперь представь животный мир – ни чести, ни забот, одни инстинкты. Мы находимся в пограничном состоянии между утопией и животным миром. Человечество еще не пришло к тому, чтобы жить мирно, считаясь с другими…». Затем я применил гештальт-терапию, чтоб она осознала, что жить прошлым глупо. И напоследок использовал логотерапию, чтобы дать ей смысл стремиться жить настоящим с мечтой и не думать о прошлом.

Разобравшись со своим социальным статусом в поселке, я занялся наиболее важным делом – деньгами. Статус статусом, но его наличие не гарантирует финансовой независимости. Я разобрался со своими страхами, и это подогревало меня на пути, полном ухабов и ям. Сразу после Вовиной смерти я отвлекся на цветмет и даже не обращал внимания на то, что счет пошел на сотни килограмм. Мне хорошо были известны места, где его можно взять, потому что когда-то в прошлом я все облазил и знал, где он находится. И вот, спустя четыре года, когда я уже учился в восьмом классе, цветной металл был набран в нужном количестве. Без особых проблем я сдал его и получил крупную сумму. Так я обзавелся первоначальным капиталом в размере двадцати трех тысяч рублей. Учитывая то, что мы купили дом за шестьдесят пять тысяч, а с тех пор цены подпрыгнули в два раза, я был безумно богат для ребенка. Об этом никто не знал. Мне прекрасно было известно, что чем меньше люди знают, тем меньше интересуются мной. Ровно двадцать тысяч я положил в банк под проценты, остальные три потратил. Затем разнес слух по поселку, что принимаю медь, и сарафанное радио быстро все разнесло. Молодежь тащила мне цветмет в огромном количестве. Принимал я его за две трети от настоящей стоимости. Небольшая часть уходила на дорогу, и получался неплохой стабильный доход. Приемщик был рад мне, как никто другой: если была очередь, то он в первую очередь пропускал меня.

Календарь отсчитал лето, учебы не было, я активно занимался финансовыми делами. Все было прекрасно, пока Таня, о которой я совсем забыл, увлекшись жизнью, не сообщила мне одну новость. Мы сидели на качелях, она не решалась сказать, а я думал, что у нее опять что-то не важное, и поэтому не помогал заговорить.

– Саш, если бы со мной что-нибудь случилось, как бы ты себя повел? – наконец, спросила она.

– Зависит от ситуации, все ведь индивидуально, – безучастно отвечал я.

– Что инди…?

– Индивидуально, то есть неповторимо. У всего есть свои нюансы. Понимаешь? – глядя на нее, спросил я.

– Угу… Саш, я не знаю, как тебе сказать, – грустно проговорила она.

– Скажи как есть. Если что-то серьезное – мы решим, сама же знаешь.

– Очень серьезное, – склонив голову, ответила она. – Понимаешь…

– Говори уже! – не выдержал я.

– Родители решили уехать в Германию, а я не хочу туда ехать, но меня не слушают. Я целую неделю не могла тебе сказать, все откладывала на потом, – со слезами на глазах произнесла она. – Я не знаю, что делать…

В моей голове мелькнули события прежнего времени. От былой радости, которую дарила мне Таня в прошлой жизни, ни осталось ничего, кроме пепла. Я помнил те дни, когда она уехала. Наверно, это не могло не сбыться. Казалось, прошла целая вечность и история замкнулась. Я не мог ничего поделать, нужно было отпустить ее. В душе воцарилось отчаяние. Немного помолчав, я спросил у нее:

– Сколько у нас еще осталось?

– Не знаю точно, месяца два-три…

Времени было предостаточно, чтобы проститься, и я жалел, что узнал эту новость так рано, потому что было бы легче, если бы оставалась неделя или две. Нам выдалось время пострадать: быть может, жизни было необходимо помучить слабых людей, а быть может, и нет. Посмотрев в небо, я попытался найти какие-нибудь слова, но они нужны были мне самому. То, что я был психотерапевтом, меня совершенно не спасало. И я даже не представлял, каково было ей, маленькому ребенку, оставшемуся без любви.

Встав с качели, я подошел к ней, взял ее за руку, затем другой рукой легко коснулся ее нежного подбородка и приподнял лицо так, чтобы она смотрела на меня. Танины глаза блестели от слез, которые она пыталась сдерживать. Я поцеловал ее в лоб, затем обнял, утешая, похлопал по спине и сказал, стараясь сам себя не слушать.

– Скоро мы расстанемся. Пройдет время, и ты полюбишь другого человека. Затем родишь двоих замечательных детей, и все остальное будет словно во сне. В твоих грезах я останусь приятным воспоминанием. И эта любовь пройдет…

Она посмотрела мне в глаза, затем куда-то в пустоту:

– Должен же быть выход! Мы не должны все так оставлять.