Эвери Корман - Крамер против Крамера

Он выяснил, что «Шелл» был местом отдыха для авиалиний «Делта» и «Истерн», и его соседи по столу, походившие ка лётчиков» в самом деле были пилотами. Прибыли они сюда ещё в среду и вели за столом свои профессиональные разговоры, в которых он не мог участвовать. Дискотека начинала работать в половине одиннадцатого вечера, и он не был уверен, что его не потянет ко сну в это время. Примостившись у бара со стаканчиком выпивки, он заметил тут представителей и других демографических групп, среди которых была примерно дюжина обитателей Нью-Йорка: они заметно отличались от обладателей крылышек и прибыли сюда в поисках тепла. Он не хотел принимать участие в типичных нью-йорских разговорах. И когда присутствующие, в основном, разбившись на пары, потянулись в дискотеку, он вернулся к себе в номер, решив спать до полудня. После пяти лет с Билли его внутренний будильник поднимал его ровно в 7.15 утра.

Позавтракав в пустом зале, Тед направился на пляж, щурясь от утреннего света. Диснейленд взял на себя роль сиделки для Билли. Сегодня никто не тащил Теда за руку. Никто у него ничего не требовал. Он мог отвечать только за себя. Он залез в воду и спокойно поплавал. Когда он вылез на берег, его охватило ощущение полной свободы и, подобно Джонни Вайсмюллеру в роли Тарзана, он издал радостный вопль, всполошивший птиц, которые никогда не видели фильмов с его участием; снявшись с близлежащих деревьев, они потянулись в сторону Майами.

Во время своего пребывания здесь он ни разу не вспомнил о Билли. Пару раз, когда разговор касался личных тем, он упомянул, что разведён. Ему не хотелось, чтобы кто-либо знал больше того, что сказано, — он не хотел ни дискуссий на эту тему, ни объяснений, ни упоминаний о Билли. Это касалось только его. Но Билли всё равно присутствовал в его мыслях. Несколько раз он хотел позвонить, узнать, всё ли с ним в порядке, поговорить с ним. Хотя он поборол искушение. Он оставил номер, по которому его можно найти. В случае необходимости его разыщут.

Несколько лётчиков организовали игру в волейбол на пляже, и Тед со своей школой Файр-Айленда сразу же заслужил их уважение. Он был «Тед, приятель» для Билла, Рода и Дона и «Тедди» милый» для Мери-Джо, Бетти-Энн и Дори-Ли в смешанных играх. Дни не отличались один от другого. Он плавал и играл в волейбол, плавал и играл в волейбол. Ночи он проводил сДори-Ли, приятной молодой женщиной двадцати четырёх лет из Джексонвилля, которая никогда не бывала севернее Вашингтона и работала стюардессой на линии Атланта — Майами. Они занимались любовью в его комнате, а потом она отправлялась к себе в номер, который делила с Бетти-Энн, и берегла свою репутацию. Потом он с трудом мог припомнить, о чём они с ней разговаривали. Скорее всего, ни о чём особенном какой хороший был день, как здорово они играли в волейбол, как тут вкусно кормят. О том, чем они занимались, ни Тед, ни Дори-Ли почти не говорили. Он не рассказывал ей о Билли. В субботу утром, когда ей надо было возвращаться на работу, она поблагодарила его за прекрасный отдых и он сказал ей слова благодарности за то же самое. Они обменялись телефонными номерами и пообещали созвониться, если окажутся в соответствующем городе, а может быть, им ещё удастся провести вместе отпуск, окрашенный чем-то вроде романтики субтропиков.

В воскресенье и он вернулся в Форт Лодердейл. Выйдя из такси рядом с жилым комплексом, он сразу же направился к бассейну. Первой его увидела Сенди и помахала рукой. Билли выскочил из-за груды шезлонгов и кинулся к нему. Он бежал, размахивая руками и крича: «Папа! Папа!» всю долгую дорогу от бассейна и наконец он прыгнул отцу на руки. И пока мальчик торопливо рассказывал ему, как он пожимал руку Микки Маусу, а Тед нёс его к другим ребятам, он понимал, что, несмотря на все его желание побыть одному, отдохнуть, освободиться от забот — несмотря на всё это, он очень скучал по нему.

В классе, который ныне должен был стать его миром, было тридцать два ученика, среди которых были ещё один Билли и две Саманты. В первый день, когда Тед с Билли пришёл в школу, пространство перед ней было заполнено массой детей, которые прыгали, бегали и толкались. Родители, стоявшие вне этой толпы, пытались наводить порядок своими возгласами «Ну, ну, хватит», на которые, в основном, никто не обращал внимания. Билли с интересом озирался, и Тед повёл его по ступенькам в 101-ю комнату, номер которой он почему-то помнил. Пробыв в ней несколько минут, он покинул класс.

— Тебя заберёт миссис Валевска. До встречи, мой большой сын. — Билли вошёл в отлаженную систему. Что бы Тед не думал, расставшись с ним, он ощущал определённое удовлетворение: он привёл Билли, устроил его. И тот ничем не отличался от всех прочих детей. Никакой разницы.

Тельма осудила Теда за то, что его личная жизнь сошла на нет.

— Ты весь погружён в дела и заботы. Ты никуда не выходишь.

— У меня есть шесть телефонных номеров стюардесс с линии Атланта-Майами, и я положил глаз на одну из мам в классе Билли, которая выглядит, как Одри Хепбёрн в «Римских каникулах», и не носит обручального кольца.

— Ты ходишь по кругу. Это хорошо для…

— Для чего, Тельма?

— Не знаю. Моя мать что-то такое говорила. Будем считать, что ходить по кругу тоже неплохо.

Как-то утром он позвонил матери Саманты Г. и осведомился, не найдётся ли у неё время выпить чашечку кофе. Они зашли в соседнее кафе, где стали беседовать о детях; она сообщила ему, что разведена, но, так как она кое с кем встречается, может, их прислуги могли бы по очереди забирать детей, пусть они поиграют вместе. Так что его Одри Хепбёрн использовала встречу за кофе, чтобы договориться о времяпровождении своей дочери. Он всё понял. У детей тоже должна быть своя личная и общественная жизнь.

Стараясь быть образцовым отцом, он вступил в родительский комитет. На классных собраниях Тед сидел на маленьком стульчике под надписью на дубовой доске: «Мы друзья на все времена». Учительницей Билли была миссис Пирс, молодая женщина, носившая индийское сари. Она вызывала у него давние фантазии о его собственных учительницах, от миссис Гаррет до миссис Бинсток, и ему захотелось потискать миссис Пирс в раздевалке, где идёт пар от радиаторов и пахнет мокрой обувью.

В компании Теда стали циркулировать слухи. Совет директоров выразил неудовлетворение уровнем доходов, поступающих от журнальной индустрии Америки. Говорилось, что председатель совета директоров высказался, что, мол, через месяц они могут прекратить публикации, Тед был Вне себя. Он снова может потерять работу. Он был глубоко поражён тем, насколько он беспомощен в том, что считает своим основным делом и как он не может зарабатывать на жизнь. Он работал много и успешно, но может опять оказаться на улице в результате ситуации, с которой он не в силах справиться.