Ushba - Фанфик Чудовище

И Провокатор, и Носорожка были бы сильно — и неприятно — удивлены, если бы узнали, что Поттер считал их скорее своими приятелями, чем друзьями. А другом — рохлю и мямлю Невилла Лонгботтома, того самого мальчика с жабой. Во-первых, Воробей знал его историю — именно родителей Невилла Тварь запытала до безумия, за что и угодила в Азкабан — и искренне ему сочувствовал. Во-вторых, Невилл был чем-то похож на самого Воробья до встречи со мной: такой же застенчивый, неуклюжий, не уверенный в себе и плохо сходящийся с людьми, каким был Гарри. А еще над ним так же измывались, как и над мелким когда-то кузен и его дружки. Этого птах так просто оставить не мог — и пухлощекому Невиллу было показано, как можно без палочки постоять за себя (уроки явно пошли впрок: к концу года «рохля» Невилл подрался снова и попал в Больничное крыло уже вместе со своими обидчиками). К тому же, Лонгботтом не навязывался, как Рон, и единственный из всех гриффиндорцев вспомнил, что для Поттера Хэллоуин — дата гибели родителей. Другим человеком, выразившим — хоть и в весьма своеобразной форме — соболезнования Воробью, был, как ни странно, Драко Малфой. А вот «друзья» об этом даже и не вспомнили. Чудненько, правда?

Я определенно сильно ошибалась, считая, что в школе с ребенком ничего опаснее драки или взрыва котла не случится. Случилось, и неоднократно: детеныш цербера (успели сбежать и закрыть дверь, молодцы какие!), горный тролль (был обезврежен сначала вспышкой яркого света по глазам, а потом собственной дубинкой по башке), темномагический артефакт (зеркало Еиналеж, они б еще дементора в школу приволокли!), свежевылупившийся детеныш дракона (отправили в питомник, жаль нельзя было отправить мне), ночная прогулка по Запретному лесу в качестве отработки (без комментариев) и встреча там с убийцей единорогов (успели убежать, хвала Святому Патрику), ну и на сладкое, так сказать, полоса препятствий, философский камень и профессор ЗОТИ со спутником. Damnú orm, да всего этого не должно было вообще быть в месте, полном маленьких детей! (п/а: ирл. Чтоб меня! Проклятие!)

Из Хогвартся мелкий приехал хмурым, нервным, взъерошенным, с поцарапанной моськой — как пить дать воробей после серьезной драки. Увидев его на вокзале — не могла же я не проверить, встретили ли Дурсли Гарри — я поразилась: птах уезжал полный надежды и радостного предвкушения, а вернулся мрачным и каким-то дерганным, будто его тискали весь этот год как плюшевого мишку. У мальчишки ощутимо испортился характер, он стал гораздо злее, чем был. К примеру, когда опекуны заперли все его вещи в чулане, а сову — в клетке, не разрешая даже выполнять домашнее задание, не говоря уж о переписке с друзьями, он, потратив три дня на уговоры и получив категорический отказ, за месяц довел их до нервного срыва: у всей семьи начиналась истерика от любого, даже самого невинного, упоминания чего-либо, связанного с магией. Домашние задания он, кстати, так и не успел сделать, пока находился в Суррее... Кажется, в моем птахе солнечном тоже начинало просыпаться его собственное чудовище, и он не собирался его усмирять. Добром бы это однажды не кончилось, да и не послушался бы меня тогда этот упрямец. Поэтому, честно предупредив, что он может перегнуть палку и нарваться на неприятности, я ушла в сторону: если уж Воробей предпочитал учиться исключительно на собственных ошибках, то пусть набивает шишки. В небольших дозах это полезно, а уж я смогу проследить, чтобы он не расшиб себе лоб. Однако полубезумный домовой эльф спутал мне все мои педагогические планы.

А планов было о-го-го! Во-первых, ментальные тренировки и прочие игры с разумом. На свой страх и риск Гарри с первого дня пребывания в школе работал над своей защитой, совершенствуя ее, ведь сразу после распределения какая-то сволочь полезла ему в голову. В конце года это ему практически спасло жизнь: когда Волдеморт покинул тело Квирелла, то попытался вселиться в мальчишку. Ментальный удар был силен настолько, что разрушил едва сформированный второй уровень ментального лабиринта Воробья, но поработить сознание одиннадцатилетнего ребенка у темного мага не получилось. Успешное сопротивление одному из сильнейших ментальных магов столетия стоило ребенку нескольких дней комы, по выходу из которой его ждало сканирование от самого господина директора. К счастью, тот интересовался наличием или отсутствием чужой сущности в сознании Поттера, а не ворохом детских воспоминаний. Заинтересуйся Дамблдор, зачем на самом деле мальчишке был нужен философский камень и что он с ним собирался сделать, — и все могло сложиться иначе: вряд ли директор позволил бы одержимой неизвестной сущностью Пожирательнице пребывать на свободе. Однако это умозаключение не помешало мне после рассказа мелкого трижды проверить свой дом и саму себя на наличие любого вида слежки.

И пусть я ничего подозрительного не нашла, едва мальчишка оклемался от учебы в Хогвартсе, мы начали усиленные тренировки по защите разума, благо новый уровень лабиринта это уже позволял. Кроме того Поттер стал учиться не только считывать поверхностные мысли, но и более глубоко проникать в чужое сознание. Тренировались мы, естественно, пока на маглах, но все равно шкет выматывался страшно: несмотря на усиленное питание, он похудел, а его частые приступы мигрени заставили меня изрядно побеспокоиться. Но парень не жаловался: его первый учебный год наглядно ему показал, что за место такое Хогвартс.

Помимо ментальных практик не были забыты и приемы магического боя. Как я поняла, Квирелл не показывал первокурсникам ни приемов самообороны, ни основ дуэльного искусства. Решив, что с последним мелкому помогут и чистокровные сокурсники (тот же Невилл или Уизли — должна же быть от Провокатора хоть какая-нибудь польза), я решила его обучить тому, что смогла осилить из наследства Твари сама и что реально меня спасало в закоулках Лютного. Для этих целей вновь было использовано одно из помещений в заброшенном полуразрушенном бомбоубежище, где и располагалась моя маленькая незаконная лаборатория. Однако, получив в руки потемневшую от времени с еле различимыми алыми прожилками палочку (барыга, продавший ее мне, уверял, что это боярышник с пером авгурея) и едва приноровившись работать с ней, Воробей успел разучить лишь две простейшие связки и одно из отталкивающих чар из учебника, как с нами случились Добби, Дурсли и братья Уизли на летающем Форде Англия.

Тридцатого июля, в очередной раз разругавшись с дядюшкой Моржем по поводу совы и переписки с ее помощью, мелкий приперся ко мне с утра пораньше, надувшийся и нахмуренный. У Невилла Лонгботтома — одного из немногих людей, кого он хотел бы считать своим другом — случился день рождения, а Вернон Дурсль в крайне категорической и громогласной форме отказался снять замок с клетки Хедвиг. Поздравление можно было бы отослать с обычной почтовой совой с Косого, но Воробья взбесил сам факт запрета. К тому же птице было вредно и больно все время находиться в клетке. Судя по тому, с какой экспрессией он отшвыривал тяжеленную дубовую болванку на тренировке, и по крайне упрямому выражению лица, вредный ребенок что-то по отношению к родственничкам задумал. Часа в три мы расстались: до начала вечерней смены мне еще нужно было успеть забрать из одного морга в Бромли части тела светловолосой девственницы и обменять их на галеоны в Лютном.