Василий Сигарев - Метель

МАША.Что такое вы говорите, Володя?! Молчите! Сейчас же молчите.

ВЛАДИМИР.Нет, Марья Гавриловна, это единственный путь, единственная дорога нашему благополучию, нашему счастью. Только так мы сможем быть вместе. Только так мы сможем любить друг друга. Только так, Марья Гавриловна!

МАША.Как можете вы говорить такое, Владимир Николаевич? Прекратите. Вы пугаете меня.

ВЛАДИМИР.Господи, Марья Гавриловна, умоляю вас, дайте свое согласие. Бегите со мною.

МАША.Нет же!

ВЛАДИМИР.Но я люблю вас!

МАША.Я тоже люблю вас, Володя. Но вы требуете от меня слишком многого. Я не могу так жестоко поступить с родителями. Я не могу бросить их. Они умрут без меня, погибнут.

ВЛАДИМИР.Но я тоже без вас погибну.

МАША.Как же мне быть, Володя?

ВЛАДИМИР.Соглашайтесь. Соглашайтесь, Марья Гавриловна. Иначе нам придется забыть о существовании друг друга, чтобы не умереть от горя. Соглашайтесь, Марья Гавриловна.

МАША.Я не могу, Володя!

ВЛАДИМИР.Значит, вы готовы забыть меня?

МАША.Прекратите! Вы меня убиваете.

ВЛАДИМИР (раздражаясь.) Вздор! Чепуха! Вы не любите меня. Так и только так можно объяснить ваш отказ.

МАША.Нет же, Володя! Я люблю вас.

ВЛАДИМИР.Не любите! Я ухожу. (Повернулся.) Надеюсь забыть вас прежде, чем лишусь рассудка.

МАША.Стойте, Господи! Стойте!

ВЛАДИМИР (обернулся.) Что еще?

МАША.Прошу вас, Володя, не будьте так жестоки со мной.

ВЛАДИМИР.Это вы жестоки, Марья Гавриловна. А я лишь бегу от вашей жестокости.

МАША.Но неужели нет другого пути?! Неужели нельзя попробовать добиться благосклонности родителей?!

ВЛАДИМИР.О чем вы говорите, Марья Гавриловна?! О какой благосклонности? Осталось три дня. Три жалких дня. И если я не смог добиться ее за полгода, то за три дня…

ВЛАДИМИР. (Быстро идет к выходу.) Прощайте, Марья Гавриловна. Надеюсь, когда-нибудь вы обретете счастье.

МАША.Стойте!

МАША.Я согласна. Я буду вашей женой.

ВЛАДИМИР (смотрит на нее.) Тогда через три дня после полуночи я пришлю за вами готовые сани. Вы сядете в них и поедете за пять верст от Ненарадова в село Жардино, прямо в церковь. Там я буду вас ожидать.

ГОЛОС ПРАСКОВЬИ ПЕТРОВНЫ (совсем близко.) Настя!

ВЛАДИМИР.И еще одно: найдите надежных свидетелей, я не имею возможности. Все, кому я могу довериться, водят близкое знакомство с вашим отцом.

МАША.Хорошо… я поняла.

ВЛАДИМИР.Прощайте. (Скрылся за дверью.)

МАША (шепотом.) Прощайте.

ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА.Это ты здесь, Маша?

МАША.Я, маменька.

ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА.А где Настя?

МАША.В моей комнате, маменька.

ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА.Почему же ты до сих пор не легла? И с кем ты разговаривала?

МАША.Ни с кем, маменька… Можно я пойду.

ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА (подозрительно оглядывает дочь.) Ступай.

МАША.Спокойной ночи, маменька.

ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА.Спокойной ночи, Маша. (Маша уходит.) Совсем обезумела девка. Кабы чего не выдумала. Кабы чего не выдумала…

ТЕМНОТА

Комната Марьи Гавриловны. Высокая кровать с возвышающейся подобно пирамиде Хеопса стопочкой подушек. Зеркало, подвешенное над туалетным столиков. Полка с дюжиной книг все более романтического содержания. Шкап, створки которого распахнуты, фривольно демонстрируя внутренности, состоящие из платьев, подъюбников, кофточек, корсетов, а также более интимных предметов и даже одного шлафрока на вате.

На полу несколько узлов, завязанных очевидно дрожащей рукой. Один собран еще не окончательно и не завязан, поэтому можно без труда рассмотреть его содержимое. Это большей частью своей мелкие вещи: коробочки с украшениями, иконки, тетради (видимо, дневники.) книги и разные безделушки.

МАША (вслух.) Любезные мои, батюшка и матушка… Сим писанием извещаю вас… Сим писанием извещаю вас, что Владимир Николаевич сделал мне предложение… и я приняла его… (Пауза.) Но по причине того, что ему не удалось добиться вашего расположения, он изъявил свое желание венчаться… тайно… а после бежать с ним… Не гневайтесь, любезные Гаврила Гаврилович и Прасковья Петровна, но сила чувства, которое я питаю к Владимиру Николаевичу, заставила меня согласиться. Посему, скоро я буду не вашей дочерью, а женою Владимира Николаевича… Простите меня и прощайте. (Вытерла глаза рукою, оглядела комнату, снова пишет.) Прошу вас, не гневитесь на Настю. Здесь нет ее вины. Во всем виновата моя ловкость. (Замолчала. Свернула листок пополам, сунула его между книгами на полке так, чтобы легко можно было заметить. Смотрит на образ в углу. Шепчет.) Господи, прости мне мой грех. Прости Владимира Николаевича. Прости батюшку с матушкой. Благослови нас всех.

К.И.Т. (она в заячьей шубке.) Не бойтесь, Марья Гавриловна, это я. Я получила вашу записку. Это правда? Это не розыгрыш, не шутка, не сон? Все то, о чем вы мне написали — это правда?

МАША (приходит в себя.) Что, правда? Что не сон?

К.И.Т.Ваш побег, Марья Гавриловна. Ваше венчание.

МАША.Господи, не говорите мне об этом!

К.И.Т.Но это правда?

МАША.Правда…

К.И.Т. (Садится на стул.) Боже мой, Марья Гавриловна, я не ожидала от вас такого мужества.

МАША.Мужества… Это не мужество — это безумство.

К.И.Т.Пускай, будет безумство, но оно святое, это безумство, моя милая. Безумство Тристана и Изольды, Ромео и Джульетты… Оно святое, Марья Гавриловна! Святое.

МАША (отрешенно.) Да, да. (Большая пауза.) Кто станет свидетелем?

К.И.Т.Дравин. Корнет Дравин. Помните, Марья Гавриловна?

МАША.Нет…

К.И.Т.Как же? Бал три дня назад. Гонорар офицера — любовь. Помните?

МАША.Ах, этот.

К.И.Т.Да, да, он самый. Мой корнет. Мое шампанское.

МАША.Но он… надежен?

К.И.Т.Надежен, моя милая. Надежен, как тульское ружье. К тому же согласился охотою. Очень рад, что вы отважились на сей героический поступок, хотя совсем не знает ни вас, ни Владимира Николаевича.