Артур Миллер - Осколки

КЕЙЗ: «ABC»? Не помню. А какое это имеет отношение к делу?

ГЕЛЬБУРГ: Они сидят по соседству, сразу за Бродвеем. У меня было такое странное предчувствие, и я отправился к мистеру Либфройенду, шефу «ABC». Я хотел узнать, работали ли они и для «Уонамейкерз» тоже.

КЕЙЗ: «ABC»? Не помню. А они какое имеют к этому отношение?

ГЕЛЬБУРГ: Я покупаю свои рубашки у «Уонамейкерз», и, когда я был там последний раз, мой ботинок застрял в какой-то щербинке в полу.

КЕЙЗ: Да, этому предприятию уже лет пятьдесят.

ГЕЛЬБУРГ: Скорее семьдесят пять. Я споткнулся и чуть не упал. И тут мне стало ясно, что они свой пол и не ремонтируют. В общем, я стал об этом думать…

КЕЙЗ: О чем?

ГЕЛЬБУРГ: Номер 611 расположен на расстоянии двух улиц от «Уонамейкерз» (Легкая, хитроумная улыбка.) Это самый крупный магазин в округе, целый квартал. Выясняется, что «ABC» выполняет все жестяные работы у «Уонамейкерз». И Либфройенд рассказал мне, что он постоянно вынужден латать у них бойлер, потому что прошлой зимой они отозвали свою заявку на новый бойлер. Отозвали окончательно.

Пауза.

КЕЙЗ: И что из этого вытекает?

ГЕЛЬБУРГ: Это значит, что они либо переезжают, либо прикрывают дело.

КЕЙЗ: … «Уонамейкерз»?

ГЕЛЬБУРГ: Не исключено. Я слышал, что семья практически вымерла. А если «Уонамейкерз» исчезнут, мистер Кейз, то этот район, как мне кажется, перестанет быть первоклассным. Я говорил еще и с Кевином Салливаном из «Тайтл Гаранти». Он рассказал, что они еще в прошлом году не стали брать 611, но он уже не помнит почему.

КЕЙЗ: И что вы хотите этим сказать?

ГЕЛЬБУРГ: Я бы не подходил к 611 на пушечный выстрел, даже если цена такова, что от нее невозможно отказаться. Если этот район придет в упадок, то 611 — это приманка с душком.

КЕЙЗ: Да, это, конечно, жаль. Могло бы получиться отличное помещение.

ГЕЛЬБУРГ: В таком деле, как Гарвардский клуб, надо смотреть в будущее, мистер Кейз, не мне вам это говорить. А будущее данной части Бродвея однозначно потенциально негативно. (Он предостерегающе поднял палец.) Подчеркиваю, потенциально — только Господь всеведущ.

КЕЙЗ: Честно говоря, я никогда не думал, что «Уонамейкерз» могут закрыться. Они всегда были более чем надежны, Гельбург, и мы умеем это ценить. Сейчас я должен идти, мы поговорим об этом позже. (Смотрит на часы) . С приливом нам надо выйти в море. (Делает несколько шагов. Затем жест в сторону Гельбурга) . Налейте себе коньяку, если хотите. Как ваша супруга? Хорошо?

ГЕЛЬБУРГ: О, да! Все отлично.

КЕЙЗ: (с легким предостережением) . И вы уверены, что с вами лично все в порядке? Нам бы не хотелось, чтобы вы у нас вдруг заболели.

ГЕЛЬБУРГ: О, нет! Я чувствую себя очень хорошо, просто отлично.

КЕЙЗ: В понедельник я буду, и мы вернемся к этому разговору. (Жест.) Налейте же себе коньяку, если хотите.

Кейз вальяжной походкой уходит. Гельбург удовлетворенно откидывает назад голову.

ГЕЛЬБУРГ: А почему бы и нет?

Затемнение.

Скрипка играет, затем музыка стихает

Сильвия лежит в постели и читает книгу. Она поднимает глаза, когда входит Хьюман. Он в костюме для верховой езды. Сильвия слегка волнуется, когда видит его.

СИЛЬВИЯ: Ой, господин доктор!

ХЬЮМАН: Я просто-напросто вошел в дверь. Надеюсь, я вас не испугал.

СИЛЬВИЯ: О нет! Я очень рада. Садитесь, пожалуйста. Вы катались верхом?

ХЬЮМАН: Да. Всю дорогу до Брайтон Бич, прекрасная длинная дорога. А я-то надеялся, что вы тут уже через веревочку прыгаете.

Сильвия смущенно смеется.

Я думаю, что вы просто увиливаете.

СИЛЬВИЯ: (принужденно смеется) . Ах, перестаньте. Вам нравится ездить верхом?

ХЬЮМАН: Еще бы! У лошади ведь нет телефона.

Сильвия смеется.

А по утрам Оушеан Паркуей, как лес в Германии. Скачешь, а над тобой крыша из кленовых листьев — вот это и есть поэзия.

СИЛЬВИЯ: Здорово! А я никогда не пробовала.

ХЬЮМАН: Ну, тогда я как-нибудь возьму вас с собой и научу. Вы пытались делать упражнения?

СИЛЬВИЯ: Я не могу.

ХЬЮМАН: (грозит пальцем) . Вы должны, Сильвия, а то останетесь калекой. Тогда узнаете.

Он присаживается на постель, стягивает с нее одеяло, поднимает рубашку. В то время, как он это делает, она словно в ожидании делает глубокий вдох. Он ощупывает большие пальцы ног.

ХЬЮМАН: Чувствуете что-нибудь?

СИЛЬВИЯ: Ну… не совсем.

ХЬЮМАН: Я ущипну вас за палец. Вы готовы?

СИЛЬВИЯ: Да.

Он сильно щиплет ее большой палец, она не реагирует. Он кладет ладонь на ее ногу.

ХЬЮМАН: Ваша кожа несколько холодна. У вас утратится напряжение в мускулах, если вы не будете двигаться. Потом ноги ваши постепенно станут тоньше и тоньше, будут хиреть.

СИЛЬВИЯ: (готова заплакать) . Я знаю..!

ХЬЮМАН: А посмотрите, какие у вас красивые ноги, Сильвия! Боюсь, вы чувствуете себя неплохо в этом положении.

СИЛЬВИЯ: Да нет же! Я пытаюсь двигать ими.

ХЬЮМАН: Но посмотрите-ка: сейчас уже одиннадцать часов, а вы нежитесь в постели, словно еще глубокая ночь.

СИЛЬВИЯ: Но я пыталась..! Вы уверены, что это все-таки не вирус?

ХЬЮМАН: Абсолютно уверен, Сильвия. У вас красивое крепкое тело…

СИЛЬВИЯ: Но я ничего не могу поделать, я ничего не чувствую.

Она выпрямляется, обратив лицо прямо к нему, он вроде хочет обнять ее, но встает и резко уходит, затем вновь оборачивается к ней.

ХЬЮМАН: Мне, правда, нужно найти вам кого-нибудь другого.

СИЛЬВИЯ: Почему это? Никакого другого я не хочу!

ХЬЮМАН: Вы знаете, что вы — очень привлекательная женщина?

Сильвия глубоко взволнована, смущенно отводит взгляд.

Послушайте, Сильвия, я уже давно не встречал столь волнующей меня женщины, как вы.

СИЛЬВИЯ: … Вам не надо никого больше искать для меня.

Пауза.

ХЬЮМАН: Скажите мне правду, Сильвия. Как это с вами случилось?

Сильвия отводит взгляд. Страх ее увеличивается по мере того, как он говорит.

Хочу быть с вами предельно откровенным. Я думал, что все гораздо проще, чем оказалось. Не хочу манипулировать вашим здоровьем, вы слишком много для меня значите. Знаю, что я тщеславен, и даже очень, но заблуждаться не хочу. Знаю, что вы хотите мне что-то сказать, но не знаю, как это из вас выудить.

Сильвия в смущении закрывает лицо.