Джон Годбер - Счастливчики

Джин. Ни за что! Куда ты хочешь? Хочешь в Венецию?

Моррис. В Венецию?

Джин. Рим?

Моррис. Что?

Джин. Ну, Нью-Йорк, Майами?

Моррис. Нет, я…

Джин. Там можно ловить рыбу: акул и все такое прочее. Да, мне бы это понравилось!

Моррис. Черт побери, Джин, ты даже с кредиткой от «Маркс и Спенсер» [5] Название популярной торговой сети и марка одежды в Великобритании не умела управляться! Не смеши меня.

Джин. Значит, в Венецию.

Моррис. Погоди!

Джин. В Венецию! Я всегда туда хотела.

Моррис. В какую еще Венецию?

Джин. Все. Решено.

Моррис. Нет, подожди…

Джин. Да в чем дело-то? Ты что, виноватым себя чувствуешь?

Моррис. А что?

Джин. Да или нет?

Моррис. Ну, допустим.

Джин. А я нет.

Моррис. Правда?

Джин. Вот что, например, Энни и Норман стали бы делать, если бы они выиграли? Думаешь, сидели бы дома из страха почувствовать себя виноватыми?

Моррис. Нет, наверное…

Джин. Так в чем же дело?

Моррис. Я просто думаю: почему мы?

Джин. Что ж нам теперь делать? Вообще перестать жить?

Моррис. Ты права…

Джин. Вот моя мать ничего в жизни не видела, верно? Помнишь, как Энни свозила ее в Лидс? Помнишь?

Моррис. Конечно.

Джин. Они из Барнсли поехали на автобусе. На мамин день рождения.

Моррис. Да.

Джин. Потом она не переставала об этом рассказывать. Как она съездила в большой город. Помнишь, она все говорила: «Что будет, когда я своим в клубе расскажу!» Ей исполнилось семьдесят один, когда она, наконец,

набралась храбрости съездить в Лидс. Я не преувеличиваю!

Моррис. Да-да, я помню.

Джин. Боже, я как подумаю об этом …

Моррис. И что?

Джин. Как я об этом вспомню, мне в голос кричать хочется! В какой-то паршивый Лидс!

Моррис. Мгм.

Джин. Она себя возомнила невесть кем после того, как попала в большой супермаркет! И когда она умерла, помню, кто-то рассказывал, каким огромным событием стала для нее та поездка в Лидс, и как она потом хвасталась. И всего-то один раз съездила. Однажды я пыталась отправить ее на экскурсию в Истбурн, но она сказала, что это слишком далеко… Так почему ты должен чувствовать себя виноватым? Нам не повезло — мы заслужили это! Хотя, конечно, на нашем месте мог оказаться и кто-то другой. Ты помнишь, сколько раз вы играли ту последнюю программу?

Моррис. Сотни!

Джин. Вот именно!

Моррис. И что с того?

Джин. И сколько раз ты мне говорил: «Все, больше не могу»?

Моррис. Тоже сотни.

Джин. А сколько ночей ты просидел, глядя на свой металлолом?

Моррис. Ох, слишком много.

Джин. Сколько раз ты сидел и думал: где она, настоящая жизнь?

Моррис. Ты права, черт побери!

Джин. А помнишь ту однорукую пианистку в Скарборо?

Моррис. Барбару Лукас?

Джин. Да-да, правильно.

Моррис. И что?

Джин. Да ты заслужил сотню тысяч уже только за то, что согласился с ней работать.

Моррис. Как и со всеми остальными.

Джин. А тот ди-джей в Тисайд?

Моррис. «Сегодня и только сегодня для вас играют Сладкие Сенсации !» Кошмарная ночь!

Джин. Ты и за нее заслужил сотню тысяч.

Моррис. А может и того больше!

Джин. Так в чем тогда дело?

Моррис. Просто мне до сих пор кажется, что это сон!

Джин. Ладно, допивай свою Колу, Клинт!

Моррис. И куда мы едем?

Джин. Мы едем в Венецию.

Моррис. Когда?

Джин. Сейчас!

Моррис и Джин выходят.

Музыка.

Затемнение.

Дома. Вечер. Рождество.

Входит Норман. На нем рождественская бумажная корона [6] По существующей в Англии традиции, в Рождество за столом разрывают хлопушки и надевают на голову спрятанные в них разноцветные бумажные короны. . Останавливается и смотрит в сторону недавно пристроенной веранды.

Входит Энни. Она в приподнятом праздничном настроении. Видно, что она много выпила. Держит в руках пачку писем. Тоже смотрит в сторону веранды, затем садится.

Энни. Ты видел веранду?

Норман. Ее трудно не заметить. Теперь и сада почти не осталось.

Энни. Все-таки им надо было отсюда переехать.

Норман. Одно утешение: теперь стрижка газона не будет отнимать у него много времени.

Энни. Это почему?

Норман. Так там остался всего какой-то квадратный метр. Если вдруг туда прилетят сразу два воробья, начнется толкотня.

Энни. Что ты думаешь о Моррисе?

Норман. Я бы начал с того, что он сильно урезал свои обязанности по уходу за садом.

Энни. Он изменился, ты не находишь?

Норман. Нет.

Энни. Изменился, и еще как. Стал просто неврастеник какой-то.

Норман. Ну что ты болтаешь?

Энни. Джин все та же, а вот он изменился.

Норман. Я только знаю, что стряпня твоей сестры точно не изменилась.

Энни. Это правда, Джин никогда не умела готовить.

Норман. Она готовит все те немногие блюда, которых я обычно опасаюсь.

Энни. И шерри дешевый, правда? А ты это читал?

Норман. Что это?

Энни. Письма.

Норман. Это я и сам вижу.

Энни. Напрасно они разрешили публиковать свой адрес. Вот если нам когда-нибудь доведется выиграть, мы будем держать рот на замке.

Норман. Да, шерри у них всегда был дешевый.

Энни. Нет, ты это видел?

Норман. А она знает, что ты их взяла?

Энни. Но мы же не чужие.

Норман. Все-таки ты не должна их читать.

Энни. ( Копается в письмах. ) А в Венеции было неплохо, судя по всему.

Норман. Нет, ты только представь: они возвращались «Восточным Экспрессом»! Это же просто выброшенные деньги!

Энни. Как тебе твой подарок?

Норман. Какой подарок?

Энни. Вот именно, что какой .

Норман. Я-то ожидал машину или что-то в этом роде.

Энни. Вот и я про то же.

Норман. Я даже подумал: сначала прикинусь дураком, а когда они станут совать нам ключи от машины, пущу слезу и поцелую Морриса. А они мне подарили то же самое, что дарили последние шесть лет!

Энни. И мне.

Норман. Идиотское мыло на веревочке!