Laventadorn - Вернись и полюби меня (Come Once Again and Love Me)

К глазам подступили слезы. Как они только могли — быть такими добрыми и заботливыми с Ремусом и такими жестокими с Северусом?

Едва держась на заплетающихся ногах, Лили подошла к заколоченному окну и заставила гвозди вылететь из досок. Здесь оказалось выше, чем она думала; земля ударила по пяткам, лодыжки прострелило болью, но, к счастью, обошлось без проблем посерьезнее. Она завернула за угол и увидела Хогсмид — огни, светившие приветливо и ярко в уютной лощине чуть ниже линии горизонта.

Лили с трудом перелезла через кое-как сколоченный забор и побрела вниз, в сторону деревни, спотыкаясь на ухабистой дороге.

Там было темно и холодно. Под лучами ущербной луны тускло переливался снег — а тени, наоборот, становились ярче, точно жирные росчерки угольного карандаша. Резко чернели деревья — того же цвета, что и небо, они казались кляксами, протекшими сверху на полосу горизонта, и тяжелые мерцающие облака расступались перед лунным диском, будто напуганные его жгучим сиянием.

Как же ей связаться с Севом? Через совиную почту? Если они закрыты, придется туда вломиться. Оставить им немного денег и...

Вот только денег у нее как раз и не было. Она ничего с собой не взяла, только ту мантию, что на ней, и свою палочку. Тьфу ты.

Что ж, придется вломиться к ним сейчас, а заплатить потом. Нужно отправить Северусу записку, пока он не исчез окончательно; как-то предупредить его, что...

Ой, какая же я все-таки дура.

Она остановилась прямо посреди дороги и вызвала в памяти то мгновение, когда Северус притронулся к ее локтю, а потом бросил взгляд через плечо, сворачивая за угол; сосредоточилась, отсекая все, что случилось и до, и после, и, заново переживая этот миг счастливой надежды, воскликнула:

— Экспекто патронум!

В холодном ночном воздухе заискрилась лань, развернулась на месте и понеслась на север, промелькнув перед глазами, как метеор.

Лили побежала за ней.

Деревню пришлось обойти стороной — из опасений, что на главной улице она привлечет к себе слишком много внимания. Лань уже давно скрылась из виду; когда Лили уловила в темной дали последний отблеск, та все еще мчалась на север. Значит, и ей туда же. Хотелось надеяться, что Сев все-таки повернет назад — ох, только бы он повернул...

А если нет, то она просто продолжит идти вперед. Не остановится, пока его не нагонит.

Теплый свет Верхней улицы остался далеко позади. Лили пробиралась задворками — мимо домиков, беспорядочно разбросанных по равнине, которая дальше переходила в предгорье, и в конце концов снова вышла на дорогу, к тому месту, где та заканчивалась, упираясь в ограду. Найдя ступеньки, она перелезла на другую сторону изгороди и оказалась на пустоши, которая тянулась вдоль подножья горы.

— Укажи! — снова скомандовала она палочке, и та послушно повернулась на север. Лили двинулась в том направлении, время от времени перебираясь через россыпи камней, и наконец огоньки Хогсмида растаяли во мраке, и она осталась одна. Ни звука — только ветер, ее собственное тяжелое дыхание да шорох шагов по холодной, бесплодной земле.

Тучи раздвинулись, и снова показалась луна — крупнее, чем раньше, и ниже висящая в небе. Хлынул серебристо-белый свет, омывая высокие валуны, и их тени опрокинулись вниз и потянулись к Лили.

Где-то в дюжине метров впереди появилось что-то черное, отделилось от затемненной верхушки скалы. Лили оцепенела, сердце замерло в груди...

Но это оказался не Северус. Это была мантикора.

Вокруг ее гривы нимбом сиял лунный свет. Лили скользнула взглядом по ее хвосту — черному, с резко очерченными угловатыми выступами и ядовитым жалом на конце. Глаза твари горели во тьме, как два рыжих уголька; точь-в-точь как те сигареты, что курил Сириус после смерти Регулуса.

Мантикора подобралась, напрягла мышцы — лунный свет мазнул по согнутой задней лапе — и прыгнула.

Внутренний голос завопил: "Ты что творишь?!" — но Лили зажмурилась и прокричала:

— Иллюминатус!

Под веками вспыхнуло — свет ударил ослепительной волной, и мантикора истошно заверещала. Лили открыла глаза — тварь хлопала себя по лицу, металась то вправо, то влево, но нюх она явно не потеряла, так что...

Заклинание дымовой шашки слетело с палочки само — Лили даже не успела осознать, что совершает ошибку: да, дым скрывал ее от мантикоры, но в то же время и мантикору от нее. Что ж, та теперь ослеплена как минимум дважды; самое время убираться куда подальше. Только не в деревню, к людям эту зверюгу подпускать нельзя, но вот если заманить ее в какое-нибудь ущелье...

Лили побежала направо; бросила перед собой заклятье, определяющее рельеф местности — когда-то она отыскала его, чтобы помочь Ордену с ночной рекогносцировкой. Ага, вот: где-то метров через двенадцать начинается обрыв.

Она затормозила на самом краю; гравий брызнул из-под ног, с рокотом обрушился в овраг, где метрах в пяти-шести внизу виднелась замерзшая река.

Вот только тот рокот — это оказались вовсе не камешки. Похоже, мантикора прекрасно сориентировалась и по запаху.

Лили кинулась вперед — слишком крутой склон, она заскользила, точно на лыжах, вниз-вниз-вниз, а потом земля вывернулась из-под ног, будто отрезанная ножом, и вдруг возникла снова; Лили рухнула на камни — они покатились в разные стороны — ободрала ладони, и, похоже, на сей раз точно повредила лодыжки. Охнув, она поднялась на ноги; мантикора рычала — из горла рвались низкие, раскатистые звуки, под лапами осыпался щебень — зверюга спускалась по склону, и Лили сама удивилась силе своего испуга, тому, как все тело пробрал озноб...

Кое-как дохромав до реки, она ступила на лед. Тот затрещал, но выдержал. Ей захотелось глянуть назад; желание было внезапным и отчаянным, как удар молнии, и, не успев его подавить, Лили повернула голову. Растрепанная прядь упала на щеку, но не помешала разглядеть мантикору — лунный свет озарял ее человеческое лицо, горящие глаза и оскаленные зубы, а по подбородку стекала кровь, тварь явно собиралась прыгнуть — высоко занесла хвост, как для удара...

Лили метнулась к другому берегу. Порыв воздуха — она шлепнулась на лед, и жало прошло над головой впритирку — под животом разбежались трещины, студеная вода обожгла сквозь одежду, и кожа взорвалась отупляющей болью, точно от какого-то коряво наложенного Круциатуса, а потом пальцы нащупали впереди каменистую твердь, Лили попыталась ухватиться, подтянуться...

Позади на лед обрушилось что-то тяжелое — раздался хруст, потом плеск воды; когти мантикоры разодрали вымокший плащ и рванули назад — руки разжались, резкая боль опалила спину и потекла вниз — к коленям и дальше по икрам, четыре горячих полосы, и Лили вскрикнула...